Нескольких дней мне хватило, чтобы накопать нужную инфу. Разобрать каждую деталь, заполнить пробелы. Сейчас я прекрасно представляю, что и почему сделала Ника.

Её правда мне больше не нужна.

Только чтобы девчонка начала следовать приказам, а не крутила хвостом. Больше не в том положении, чтобы на что-то рассчитывать. Я сам во всём разберусь, а Нике придётся лишь стоять рядом.

– Я не смогла бы сбежать, - шепчет так, что никто и не разберет. Но у меня все инстинкты на пределе, чувства обостряются. Ловлю каждое слово. – Адам ждёт дома, я бы не ушла. Ты знаешь…

– Я знаю, что ты врешь чаще, чем дышишь.

В каждом слове, блядь, есть подвох. Никогда бы не подумал, что Ника на такое способна. Но в этом моя вина, признаю. Семь лет догонял, пока пташка крылья расправляла. Училась выживать в погоне.

Теперь ей пора заучить новые правила, как жить рядом со мной.

Приближаюсь, слежу за каждой реакцией. Как задерживает дыхание и дёргается, а после начинает дышать в два раза быстрее. Жмётся к стенке, как к спасению.

Ещё меньше кажется.

Совсем хрупкая.

Так легко сломать.

– Не надо.

Надо, пташка, надо.

Других вариантов не осталось. Только переть до последнего, пока не получу доказательства. У Ники не было шансов, изначально. Сегодняшний вечер закончился бы одинаково.

Но если бы не пришла сюда – получила бы долю поблажки.

Только знать ей об этом необязательно. Ничего бы особо не поменялось. Уже когда ехали в клуб, я знал каждое действие и слово. Знал, как должен поступить.

И от плана отходить не буду, как бы жалобно Ника не просила.

Сегодня не проймёт.

– Саид!

Ещё и возмущается, когда вжимаю её. Дёргаю платье, желая избавиться от красной тряпки. Раздражает, хотя сам и выбирал этот цвет. Всё, сука, раздражает.

Как смотрели на неё остальные, хотя знали, что нельзя. Знали, что вырву глаза и руки любому, кто решит к пташке приблизиться. Предупредил Шамиля, чтобы не наглел.

Ника должна была усвоить урок, что будет, если она продолжит свою линию гнуть.

Когда не мои знакомые будут, а чужие.

И кем её считать начнут.

– Саид, хватит, не надо, - пытается перехватить мои руки, но безуспешно. – Дай мне всё объяснить! Всё не так. Просто…

– Господин Хаджиев, - напоминаю, повышая голос. Чтобы услышала, дошло сказанное. – Никак иначе, пташка. Ты потеряла право называть меня по имени. И права говорить у тебя тоже больше нет. Только подчиняться и выполнять мои приказы.

Давай, Ника, сдайся.

Перестань бороться.

Прогнись и всё закончится быстро.

Сегодня же закончится.

Зарываюсь пальцами в тёмные волосы, заставляя Нику смотреть на меня. Глаза в глаза, так сложнее лгать. Хотя у пташки прекрасно, блядь, получается. Смотреть невинно, душу терзать, а при этом очередную ложь скармливать.

– Ты думала, что я не узнаю о твоем поступке? Думала, что прощу это? Как долго ты собиралась играть свою роль? Глупо, очень глупо, пташка.

Провожу пальцем по пухлым губам, ловлю сорванный вдох. Ника замирает в моих руках, не сопротивляется. Только ждёт, что произойдёт дальше. Уже приняла свой приговор?

Сомневаюсь.

У неё удивительная способность всякую хрень творить, когда меньше всего ожидаю. Каждый, сука, раз удивляет. И если бы её старание в другое русло направить…

– Нет, пташка. Ты получишь наказание за то, что сделала. Думала, что мой племянник сможет тебя защитить? Вы просто оба подписали себе приговор.

Касаюсь ладонью голых ног, поднимаюсь выше. Не могу отказать себе в этом удовольствии. Какой бы дрянью не казалась, но всё равно манит. Чертовка.

И это ничем ни выжечь, ни убрать.

Один невинный блядский взгляд вечность назад.

Нихера особенно, а повело так, что самому смешно.

Зато понимаю, о чём все остальные говорили. Когда были готовы бросить бизнес или весь город на лопатки уложить, чтобы свою женщину защитить. То, что глубоко на инстинктах заложено.

Только Ника не раз показала, что ей это нахрен не надо.

– У вас что-то было? С Эмином.

Нет.

Не могло быть.

Хотя для пташки даже лучше. Давай же, девочка, добей меня. И тогда быстро вылетишь. Получишь свою гребанную свободу, потому что больше не прикоснусь.

Не после того, как с другим была.

А Эмин и так живой мертвец, ему всё равно за что пулю словить.

– Отвечай!

– Нет! Господи! Ничего. Эмин… Нет, никого не было. Только ты. Саид, правда…

Заглушаю её всхлип поцелуем, врезаясь в нежные губы. Затыкаю, потому что ничего не хочу слышать. Не сейчас. Точно не о племяннике, когда пташка в моих руках.

Сжимаю ягодицы в ладони, отвешиваю шлепок. Кожа горит от касаний, ещё больше дурею. Нужно голову трезвой держать, ледяной, пока всё не закончится.

Но план трещит, всё из-за пташки.

Снова.

Потому что рядом, маленькая лгунья.

Чувствую её жар, запах. Хриплое дыхание, которое даже в тишине почти не уловить. Словно если замолчит, то я забуду, что она здесь. Не замечу, как дрожит и вскидывается на каждое касание.

Толкаю Нику в сторону дивана, который скрипит под нашим весом. Наполняет комнату лишними звуками, когда припечатываю девчонку. Сжимаю хрупкие плечи, не позволяя сбежать.

– Ты думала, что можешь убить моего ребенка и остаться безнаказанной?

– Что?

– Я знаю об аборте, Ника. И теперь тебя ничего не спасет.

Конечно, блядь, знаю.

Готов был придушить в тот момент.

Растерзать и ничего не оставить от пташки, когда она подтвердила догадку. Жестоко прошлась по всему. Хотела таким образом сбежать от меня, думала, что отпущу?

Нет.

Так просто я не отпускаю.

На опыте запомнил, что Нике доверять нельзя.

– Саид. Господин Хаджиев, - исправляется, когда ловит мой злой взгляд. – Просто дай мне минуту! Одну минуту, я всё объясню. И по поводу ребёнка, и Эмина. Всё.

– Минута? Будет тебе минута. После того как я займусь твоим воспитанием, пташка.

Глава 17. Ника

Всё тело цепенеет. Страх сковывает, пока в голове всё бьется. Накрывает пониманием, как сильно я попала. Ошиблась во всём, неправильно расставила фигуры.

Черт.

Я ошиблась, облажалась. Будто ушатом холодной воды окидывает, подталкивая к тому, что всё неправильно. Дико, опасно. И то, что я раньше делала, это всё не должно быть так.

Мне нужно было рассказать. Не бегать. Не поддаваться паники и никому не нужной жалости. Я просто поступала так, как хотела, как считала правильным. Но это