Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Почему ты просто не спросишь меня, вместо того чтобы бродить вокруг да около?
И я рассказал ему о предложении Федврена и о том, как понял внезапно, что карты не просто линии и цвета, а места и возможности. И я мог бы поехать туда и стать переписчиком, или…
– Нет, – Чейд заговорил тихо, но твердо, – неважно, куда ты поедешь, но все равно ты останешься бастардом Чивэла. Федврен более проницателен, чем я думал, но тем не менее он не понимает. Не все понимает. Он видит, что здесь, при дворе, ты навсегда останешься бастардом и будешь отчасти парией. Чего он не понимает, так это того, что здесь, пользуясь щедростью короля Шрюда, обучаясь под его руководством, ты не являешься для него угрозой. Конечно, здесь тебя прикрывает тень Чивэла. Конечно, это тебя защищает. Но, оказавшись далеко отсюда и по-прежнему нуждаясь в защите, ты будешь представлять опасность для короля Шрюда и еще большую опасность для его наследников. Ты не получил бы свободной жизни бродячего писца. Скорее всего, в одно прекрасное утро тебя найдут в постели в одном из трактиров с перерезанным горлом или на большой дороге со стрелой в спине.
Меня передернуло.
– Но почему? – спросил я тихо.
Чейд вздохнул. Он сбросил семена в блюдце, слегка отряхнув руки, чтобы избавиться от тех, которые прилипли к его пальцам.
– Потому что ты бастард королевского рода и заложник собственной крови. Потому что сейчас, как я уже сказал, ты ничем не угрожаешь Шрюду. Ты слишком молод, и, кроме того, ты все время у него на виду. Но он смотрит вперед. И ты тоже должен этому научиться. Времена сейчас беспокойные. Набеги островитян все чаще. Люди на берегу начинают роптать. Говорят, что нам нужно больше патрульных парусников, а некоторые подумывают о собственных военных кораблях, чтобы совершать ответные набеги. Но Внутренние Герцогства не хотят платить ни за какие корабли, и особенно за военные, которые могут втянуть нас в настоящую войну. Они утверждают, что король думает только о побережье, совершенно не обращая внимания на их крестьян. И горцы становятся более несговорчивыми, когда мы пользуемся их перевалами, так что торговые пошлины повышаются с каждым месяцем. Поэтому купцы тоже ропщут и жалуются друг другу. На юге, в Песчаном Крае и за ним, засуха, и времена очень тяжелые. Там все так и сыплют проклятиями, как будто король и Верити имеют и к этому какое-то отношение. Верити хороший товарищ, и с ним приятно распить бутылку вина, но он не такой солдат и дипломат, каким был Чивэл. Он бы скорее охотился зимой за оленем или слушал менестреля у очага, чем путешествовал по зимним дорогам в пургу только для того, чтобы не терять связи с другими герцогствами. Рано или поздно, если дела не пойдут на лад, люди начнут поговаривать: «Что ж, бастард не бастард, нечего поднимать из-за него шум. Чивэл должен прийти к власти. Он бы быстро прекратил все это. Он, может, немного зануда, но по крайней мере делает дело и не позволит чужеземцам давить нас».
– Значит, Чивэл может еще стать королем? Этот вопрос вызвал во мне странный трепет. Мгновенно я вообразил его триумфальное возвращение в Баккип, нашу возможную встречу и... что тогда?
Чейд, казалось, читал мои мысли.
– Нет, мальчик, это совершенно невероятно. Если бы даже весь народ хотел его, я сомневаюсь, что он пошел бы против собственного решения или против воли короля. Но это бы вызвало ропот и пересуды. Мог бы вспыхнуть бунт, а свободно бегающий туда-сюда бастард стал бы опасен. Тебя пришлось бы угомонить, превратив в марионетку короля, его орудие, или в труп – одно из двух.
– «Орудие короля». Понимаю.– Я был совершенно подавлен услышанным. Короткое видение синего неба над желтой дорогой, по которой я еду верхом на Суути, внезапно исчезло. Вместо этого я подумал о собаках в будках или о связанном ястребе, накрытом колпаком, который сидит на руке у короля и может взлететь только с высочайшего дозволения.
– Необязательно все будет так плохо, – промолвил Чейд, – в большинстве случаев мы сами строим свою тюрьму. И так же человек создает свою свободу.
– Значит, я никогда никуда не поеду, да? – Несмотря на новизну идеи о путешествиях, это внезапно показалось мне жизненно важным.
– Этого я бы не сказал. – Чейд зашарил вокруг в поисках чего-нибудь, чем можно закрыть тарелку с семенами. Наконец он удовлетворился тем, что накрыл ее блюдечком. – Ты попадешь в разные места. Тихо и когда семейные интересы этого потребуют. Но это все относится и к другим принцам крови. Думаешь, Чивэл мог выбирать, где заниматься своей дипломатией? Думаешь, Верити нравится ездить в пострадавшие от набега островитян города и слушать жалобы людей, что если бы только у них были хорошие укрепления и много солдат, ничего не случилось бы? Настоящему принцу не приходится выбирать, когда решается, куда он поедет и как он проведет время. У Чивэла, вероятно, сейчас свободы больше, чем когда-либо раньше.
– Но он не может вернуться в Баккип? – осенило меня, и от этой мысли я заледенел. В руках у меня по-прежнему было полно осколков.
– В Баккип он вернуться не может. Не годится будоражить народ визитами бывшего наследника. Лучше, чтобы он тихо исчез.
Я бросил осколки в очаг.
– По крайней мере, он может куда-нибудь поехать, – пробормотал я,– а я не могу даже пойти в город.
– А это для тебя так важно? Пойти в грязный, протухший маленький порт – такой, как город Баккип.
– Там есть люди...– я запнулся. Даже Чейд ничего не знал о моих городских товарищах. Я ринулся вперед: – Они называют меня Новичком. И они не думают – «вот бастард» – каждый раз, когда смотрят на меня. – Никогда раньше я не облекал это в слова, но внезапно привлекательность города стала совершенно ясной для меня.
– А, – произнес Чейд. Плечи его шевельнулись, как будто он вздохнул, но ничего не сказал. Через мгновение он уже учил меня, как сделать человека больным, просто накормив его ревенем и шпинатом одновременно, и даже убить его таким образом, если порции будут'достаточно велики. При этом можно не подавать к столу ни капли яда. Я спросил его, как уберечь от расстройства остальных людей за тем же столом, и наша беседа потекла по обычному руслу. Только позже я понял, что его слова о Чивэле были почти пророческими.
Двумя днями позже я был удивлен, когда мне сказали, что Федврен попросил моих услуг на день или на два. Я был удивлен еще больше, когда он дал мне список того, что ему нужно было в городе, и достаточно серебра, чтобы купить все это, и еще две лишние медные монеты для меня самого. Я затаил дыхание, ожидая, что Баррич или кто-нибудь другой из моих наставников запретит это, но вместо того мне было сказано, чтобы я поспешил. Я вышел из ворот с корзиной на руке, голова у меня кружилась от неожиданной свободы. Я сосчитал месяцы, прошедшие с тех пор, как я в последний раз ускользнул из Баккипа, и пришел в ужас, обнаружив, что миновал уже год, а то и больше. Никто не сказал мне, когда я должен был вернуться. Я был у верен,» что смогу прихватить час или два для себя и никто ничего не узнает.
Список Федврена был весьма обширным, и я обошел весь город. Зачем-то писарю понадобились сушеные волосы морской девы и множество орехов лесника. Может быть, он употребляет все это, чтобы делать цветные чернила, решил я. Не найдя всего этого в обычных магазинах, я отправился на базар в гавани. Там всякий, У кого было одеяло и что-нибудь для продажи, мог объявить себя купцом. Морские водоросли нашлись достаточно быстро, и я сразу выяснил, что это обычный ингредиент для приготовления тушеной рыбы. Поиски орехов заняли больше времени, потому что они поступали не из моря, а с материка и было не так много продавцов с такими товарами. Но все-таки я нашел их среди корзин с иглами дикобраза, резных деревянных бус, горок орехов и листов отбитой коры. Женщина, сидевшая на этом одеяле, была стара, и волосы ее с возрастом стали скорее серебряными, чем белыми или серыми. У нее был крепкий прямой нос и широкие скулы. Она принадлежала к расе одновременно и чужой, и странно мне знакомой. Мурашки пробежали у меня по спине, когда я внезапно понял, что эта женщина с гор.