Хомяк сглотнул, постаравшись, чтобы это было незаметно. При всей нейтральности тона угроза была вполне понятна. Хотя, с другой стороны, если б эти двое хотели его просто грохнуть, они б это уже давно сделали. Убийцы ведут душещипательные разговоры с жертвой перед смертью только в дешевых фильмах, а здесь — им попросту что-то надо. Весь вопрос только, что?

— Требуется от вас не так уж и много, — визитер словно угадал его мысли. — Через некоторое время здесь появятся люди. Из местной полиции и, может быть, из ваших российских служб. Они будут задавать вопросы. Так вот, отвечая на них, вы должны придерживаться одной-единственной версии: вы были отравлены сразу и ничего не видели. Просто ничего. Все дальнейшее происходило без вас.

— Ну… Так ведь оно почти так и было? — удивился Хомяк. Он-то думал…

— Очень хорошо. Но я повторяю: так, почти так или совсем не так — вы должны говорит только одно: вы потеряли сознание сразу. Ваших интересов это абсолютно не затронет, не так ли? Зато для нас это будет весьма удобно, и за это удобство мы согласны заплатить разумную сумму.

— Сколько? — задал вопрос Хомяк. Хотя он и понимал неуместность этого вопроса, тем не менее не смог удержаться.

— О, уже деловой разговор. Огорчу вас: немного. Но, учитывая ситуацию, я советую вам воздержаться от торговли. Фактически вам уже начали платить: этот госпиталь отнюдь не то, что вы могли получить на страховку. Кроме того, вам сделают большую скидку на ремонт самолета и не будут требовать возмещения ущерба семьям погибших.

— А с какой стати я должен буду…

— О, это очень сложный вопрос, есть много тонкостей.

Мертвоглазый встал и небрежным жестом попрощался.

— Будем считать, что мы договорились. Само собой, что контроль за выполнением вами условий договора будет вестись постоянно и несоблюдение их закончится для вас плачевно. Иначе говоря, вы живы, пока нам это выгодно. Всего хорошего.

Хомяк никаких вежливостей на прощание говорить не стал — впрочем, визитеры их и не ждали. Он неподвижно полусидел на кровати, с равнодушным выражением лица глядел на закрывающуюся дверь и, лишь когда мягко клацнул замок, ощутил, что все время разговора в руке у него было что-то неудобное и угловатое. Разжав мокрую ладонь, Хомяк увидел пульт управления видеоблоком и безучастно нажал первую попавшуюся кнопку.

Экран телевизора засветился, и на нем появился чернокожий сержант, орущий на тощего белобрысого новобранца. Новобранец стоял по стойке «смирно», и у его ног постепенно расплывалась лужа.

Хомяк долго вглядывался в эту картину, не понимая, в чем дело, потом сообразил, что это, наверное, комедия, но выключать телевизор не стал. На душе было погано и мерзко, и самое главное, что Хомяк не мог понять, отчего.

Все вроде бы складывалось на редкость удачно: идиоты-террорюги натворили дел и хотят замести следы. Люди они разумные и просчитали, что живой свидетель, который говорит, что ничего не видел, им нужнее, чем его труп, который не говорит ничего. Так откуда такое гадостное ощущение? Только из-за того, что пришлось принять условия тех, кто недавно чуть не убил тебя, а теперь милостиво позволяет остаться в живых и даже кидает что-то на бедность? Ну так жизнь есть жизнь…

И если даже в такой неприятной ситуации он, Андрей Маланец, сумел остаться хотя бы при своих — значит, и он в этой жизни чего-то да стоит! И нечего о чем-то переживать и позволять себя терзать каким-то там смутным чувствам!

Хомяк устроился поудобнее на кровати и заставил себя смотреть на экран. Чернокожий сержант и белобрысый новобранец вместе лезли на полосу препятствий, и у новобранца потихоньку сползали штаны, обнажая тощие ягодицы. «Да, действительно, комедия…» — безо всякой улыбки подумал Хомяк и принялся старательно глядеть кино дальше.

— Слушай, Наташа, подумай как следует, может, все-таки не стоит тебе со мной идти? — произнес просительным голосом Казак, оглядывая себя в зеркало гостиничного номера. Видок, конечно, тот еще: не раз стиранный синий комбинезон с непонятной желтой нашивкой на груди, стоптанные кеды на ногах, и в довершение всего — синяя же кепка с длинным козырьком. Видок, как у мальчика с бензозаправки. Да и пахнет примерно так же: немного бензином, немного керосином, немного маслом…

Интересно, откуда господин Колпиков достал такой костюмчик? Хотя не все ли равно, главное, что он уверяет — в таком виде Казак не будет привлекать к себе внимания местного населения. Правда, и уважения тоже ожидать не приходится.

«Ну да ладно, мы-то переживем, — подумал он, надвигая козырек на самые глаза. — А вот что с девчонкой делать? Вбила же себе в голову, что без нее у меня ничего не получится!»

— Тебе же Колпиков объяснял — женщине, которая не знает здешних законов, лучше вообще на улице не появляться! Докопаются до чего угодно — что смотришь не так, что лицо открыто, или что глаза накрашены — и привет! И никто не спросит, иностранка ты или нет. А если в покрывало завернешься, так вовсе беда: как увидят, что с немусульманским мужчиной рядом идешь, так и совсем пиши пропало! Осталась бы лучше дома, а?

— Ага, дома, — зло отозвалась Наташа. — А дорогу к госпиталю ты как спросишь — по-английски? Слышала я ваш английский, что твой, что Андрея! — она презрительно хмыкнула. — У него-то хоть словарный запас большой, а у тебя…

— Так вот ведь, карта! Вот, все есть: Аль-соор стрит… То есть Аль-сур, да? Потом перекресток с Аль-Сабака роад около Ориент Рестоурант…

— Рестоурант! Грамотей! — насмешливо воскликнула Наташа. — Ты еще на улице так вот встань и читай по слогам — все подумают, что клоун, деньги кидать начнут.

Она подошла к нему и отобрала карту.

— Нет, Коля, — продолжила девушка очень серьезно, — я пойду вместе с тобой. Твоя затея — авантюра чистой воды. Но есть впечатление, что ты единственный, кто пытается предпринять хоть что-то. Консульство, делегации, руководство… Куда ни позвоню — везде сожалеют и ничего не могут сделать. Да еще и намекают, чтобы сами ничего не предпринимали! Такое впечатление, что Андрея решили попросту отдать без боя, лишь бы замять шум…

Наташин голос задрожал, но она быстро овладела собой, и Казак невольно восхитился: до сих пор он воспринимал эту девушку не более как красивую куколку, безмозгленькую и бесхарактерную. Но, похоже, думать о ней так было большой ошибкой.

— Поэтому, Коля, я пойду с тобой, — продолжила Наташа почти спокойно. — Если честно, мне и самой страшно, но ничего другого придумать я не могу. Пожалуйста, не отговаривай меня больше, хорошо? Только время зря потратишь, а его все меньше и меньше. Договорились?

Казак с видимой неохотой кивнул, но в глубине души был все-таки рад. Может быть, с Наташиной помощью его безумное предприятие получит немного больше шансов на успех.

Колпиков предупреждал правильно: Казака, принявшего облик иностранного рабочего, перебравшегося в Эмираты в надежде отхватить маленький кусочек от нефтедолларовых потоков, перестали замечать сразу же по выходе из подъезда отеля. Человек как человек, с чемоданчиком в руках, глядит в пол, шаркает ногами — припозднившийся работяга, причем, судя по походке, не очень-то удачливый работяга. Да и в отеле тоже на него обратили внимание только пара охранников, один в форме и один в штатском, изображающий невесть чего ждущего в холле гостя. Портье даже не снизошел до того, чтобы протянуть руку, и Казак просто положил на стойку пропуск-жетон, который час назад сам же и заказал для «мастера по ремонту дорожных сумок». Существовал в природе такой сервис или нет, Казак выяснить не сообразил, но человек за стойкой отеля отнюдь не горел детективным рвением. Раз постоялец вызывает такого мастера, значит, ему надо!