Открывшееся глазам зрелище меня потрясло, воспоминание о нем даже сейчас, спустя порядочное время, леденит мою душу. Есть пределы человеческого восприятия, и я, оберегая вас, мой читатель, короткими штрихами нарисую картину, которую услужливо преподнесло мне собственное воображение.

Под мостом на камнях лежала женщина в багряном платье, широко раскинув руки и смотря в небо. Обрывки ткани валялись справа и слева от нее. Я двинулся к леди, желая помочь, но. Ткань оказалась вовсе не тканью. А багряное платье было вовсе не багряным. Я понял это, лишь вступив в вязкую бурую кровь и. Мне не хочется даже думать, какая часть тела этой несчастной оказалась у меня под ногой.

Наверху засвистели, сбежалась городская стража. А мне сделалось дурно за углом арки моста, где я извергал из себя обильный ужин. Хоть я и отвел глаза от ужасающей картины, но она стоит у меня перед глазами даже сейчас. Жертва маньяка, брюнетка с печально-серыми глазами, с тех пор мерещится мне за каждым углом.

Стражники допросили меня и отпустили. На мне не было следов крови, и они не нашли орудие преступления. К тому же я прибыл в город намного позже, чем начались преступления, и связать меня с предыдущими жертвами было невозможно. У стражи была лишь слабая надежда, что я заметил настоящего убийцу. Как они меня ни выспрашивали, я раз за разом повторял, что слышал лишь призрачный шорох шагов. Шагов чудовищного монстра, покидающего сцену своего ужасного спектакля.

Я так стремился убежать из-под арки, что чуть не растянулся, поскользнувшись на чем-то. Это оказался аметистовый браслет: тонкое витое кольцо с камнями поразительно насыщенного фиолетового цвета. Разумеется, я смог рассмотреть находку лишь дома. Почему же я вообще забрал браслет, а не отдал его стражникам? Ответ прост: любой служитель закона ворует. А эта вещь, скорее всего, принадлежала убитой. Мне хотелось узнать, кто эта девушка, и вернуть украшение ее семье. Слабое утешение, но для браслета это была бы лучшая судьба, чем стать ставкой в карточной игре какого-то подвыпившего сержантишки.

Когда я вернулся, то не рассказал доктору Эркилю, что произошло возле набережной. Возможно, пощадил чувства моего доброго хозяина, а может, был не в силах поверить, что в столь просвещенном городе творятся столь ужасные дела.

* * *

Прошла пара дней после моей ужасной находки под аркой. Я мучился ночными кошмарами, и доктор, пытавшийся поначалу отпаивать меня валерианой, нашел, что недуг кроется в сильном душевном потрясении. Хоть я и не рассказывал про Кармак и обнаружение тела в городе, лекарь на то и лекарь, чтобы заметить невидимое обычному человеку. Поэтому господин Эркиль вознамерился развеять мою мрачное настроение. Добрый доктор решил, что мне необходимо развеяться, а именно снова выйти в свет, благо намечался бал-прием губернатора. Я же мечтал лишь о том, чтобы дорогу на Сижарле привели в порядок, и можно было наконец покинуть жуткий город.

Убедило согласиться меня лишь то, что и Мишая собиралась на бал и, по уверению моего доброго друга, горела желанием пообщаться со мной. Хоть я и прекрасно понимал, как мала доля правды в его словах, но все же поддался искушению еще раз взглянуть на бледную нимфу Лакцины.

* * *

Примечание издателя. После этой записи в оригинале дневника отсутствовали две страницы. Записи, следовавшие далее, судя по датировке, были начаты как минимум месяцем позже.

* * *

Как просто и вольно дышится в Сижарле. Сейчас, когда руки мои перестали дрожать, я вполне могу вновь вести историю моих путешествий.

Внутренний судья уверяет, что можно забыть и не описывать события последней ночи в Лакцине после бала в особняке губернатора. Позволить памяти раствориться в вине. Но именно из-за вас, дорогой читатель, я не могу опустить перо. Вы обязаны узнать правду о том, что же случилось в Лакцине и почему я столь долгое время восстанавливал силы.

Итак, вернемся к ночи, когда губернатор устроил пир. То было собрание щеголей и кокеток. Если мне не изменяет память, поводом к празднеству послужила какая-то бессмысленная дата, вроде 675-й годовщины окончания возведения Врат Ремира. Мишая, как и обещал мне доктор Эркиль, пришла на бал и была, как всегда, властна, прекрасна и свежа.

Она рассказывала забавные истории, стоя в кружке почитателей, к которому я со смешанным чувством стыда и обиды примкнул. Один из поклонников Мишаи похвалил ее серьги с фиолетовыми аметистами, подчеркивающими цвет глаз. Она рассердилась и даже хлопнула его по руке веером. Оказалось, что на днях Мишая потеряла браслет, составлявший комплект с серьгами, и все еще была раздосадована пропажей.

Я никогда не причислял себя к особенным умникам (в отличие от моего друга Арлина), но даже мне хватило сообразительности решить этот ребус. Браслет, потерянный на месте преступления, и лучшая ученица факультета хирургии. Сейчас, спустя некоторое время, мне кажется, что мое умозаключение оказалось слишком поспешным и неосновательным. Жертва под мостом могла найти браслет, убийца – тоже. Украшение могло попасть под мост случайно. Тысяча возможностей. Но тогда догадка показалась настолько логичной, что я сбежал с бала и силой увел с собой доктора Эркиля. На ступенях прекрасного дома губернатора я торопливо и сбивчиво начал делиться с ним своими подозрениями касательно личности маньяка.

Сначала он рассмеялся, потом нахмурился, наконец просто рассердился.

– Нельзя же на основании побрякушки обвинять прекрасную девушку в таких чудовищных вещах! – вскричал он и решительным шагом вернулся на бал.

Что до меня, то я направился домой, потому что был в смятении и сам уже начал чувствовать, как нелепы и глупы мои обвинения.

Мне следовало просто собраться и уехать, как и помышлял тысячу раз до этого. Но в доме доктора я продолжал метаться, словно раненый зверь. Браслет и его прекрасная обладательница не давали мне покоя. Было далеко за полночь, когда послышались шаги на крыльце. Полагая, что наконец вернулся доктор, я кинулся ко входной двери с витражными стеклами, желая высказать дорогому Эркилю сотню новых доводов и убедить его мне поверить. Но через витражные вставки я увидел, что доктор приехал не один: его сопровождала Мишая. Как вовремя я это заметил!

Если бы я попытался убежать в комнату, они бы застигли меня на лестнице. Если бы бросился на кухню – увидели бы посреди холла. Счет шел на секунды, и я спрятался за дверцей в подвал, которая оказалась приоткрытой.

Доктор и его гостья вошли в дом. Они спорили, и каждое их слово долетало до меня. Когда я понял, в чем суть спора, у меня зашевелились волосы на затылке.

– Дорогая, мне все известно о ваших вечерних прогулках. Вы были столь неосмотрительны, что даже заезжий чужак начал вас подозревать. Что говорить о страже и законниках, у которых предостаточно улик?!

– О, доктор, вам же никогда меня не понять! Какой смысл что-то объяснять.

– Попытайтесь, душа моя, возможно, я обладаю чуть большим пониманием, чем вы полагаете.

– Истинная красота кроется внутри человека. Эти смешные мужчины на балу! Все мне твердят, как я прекрасна и очаровательна, глупцы. Да что они знают о прекрасном? О ярко-алой артериальной крови и темно-бордовой венозной. О том, как, вытекая из тела, они образуют чудеснейшие из цветов, которые распускаются, пока мой пациент еще жив.