– Нет, если хоть единожды спустится в этот подвал. Полагаю, он спит наверху сейчас. Мы можем пойти туда и сделать его нашим первым совместным проектом.

Они покинули ледник, а вслед за ними вышел и я. Бесшумно и бесчувственно.

Когда они пересекли холл и поднялись на второй этаж, я выскользнул через главную дверь и направился прочь из Лакцины. Не захватив с собой ни одной вещи, оставив деньги, одежду и весь инвентарь в доме доктора, кроме охотничьей броши, которая была приколота к лацкану моего сюртука. Я пустился по разбитой дороге на Сижарле без мыслей и каких-либо чувств.

Мое гостевание в Лакцине усугубило душевную тяжесть, возникшую из-за того, с чем мне пришлось столкнуться в Кармаке. Люди стали мне отвратительны. Я утрачивал чувства сожаления и грусти. В каждом встречном путнике на дороге я видел лишь монстра, чудовище, порождение похоти, злобы и грязи. Я не знал, существуют ли еще невинные, безгрешные люди на этой земле.

Подкрепляясь плодами, украденными с возделанных полей и садов, я добрался до какой-то приморской деревушки, откуда удалось в долг отправить в Сижарле письмо Арлину, единственному человеку, которому я доверял. Он срочно прибыл за мной и увез в край солнечных садов и мимозы. Я все еще разбит и безутешен, но с помощью Арлина оправляюсь. Хоть он и хвастун, но он единственный, кто позволяет мне чувствовать себя человеком.

Я закрыла дневник охотника. Новая история оказалась длиннее предыдущей.

– Он не очень-то удачливый парень, а? Я имею в виду, что он ни разу так и не поохотился нормально на волков.

– Может, все еще впереди, – расслабленно произнес Слэйто. Окруженный сумерками, он тихо светился белой магией.

– А как зовут автора дневника? Здесь ни разу не названо его имя.

– Наверное, оно настолько скучное, что издатель решил его не упоминать.

Солнце почти село. Вокруг в тополях стрекотали неведомые букашки. История о замороженных мертвецах была отдалена на сотни километров и лет от этого места и от нашего времени, но мне почему-то казалось, что автор дневника смотрел на мир моими же глазами. Здесь и сейчас он третьим моим компаньоном сидел у костра, словно незримая тень. Воздух стал прохладнее, словно мы все попали в ледник. Я зябко передернула плечами.

– Эта книга – она была написана очень давно, да, Слэйто? Такой вычурный слог, города, которых давно нет на карте, – вроде Лакцины. Так почему же наука и искусства были там так развиты? Хирурги, которые получили образование в университетах, ха. Я слышала, что подобное обучение хотели организовать в Ярвелле, но не хватило профессоров. Любой наш врач – это лекарь из деревни или городской мясник, только и знающий, что можно отрубить. Как так получилось, что за сотни лет все знания Королевства не развивались, а тихо сгнили? Боги, автор дневника рассказывает, что он ходил на оперу! Я много читала об этом, но даже представить не могу, как это выглядит.

– Громкоголосые люди распевают непонятные вирши. Тебе бы не понравилось, – улыбнулся Слэйто. Аэле прикорнула у жениха на плече, и он накрыл ее до подбородка своим плащом. – Нам с тобой, Лис, достался не худший мир, но он и правда отличается от того, в котором жил охотник на волков. Королевство за две последние сотни лет умудрилось разрушить само себя чуть ли не до основания. Тут война, там мятеж. Лакцину стерли с лица земли задолго до нашего рождения. Но, читая эту книгу, я думаю: а может, это и хорошо? Учитывая, какие люди там жили.

Он резко замолчал. Затем аккуратно уложил Аэле на землю и поднялся, словно к чему-то прислушиваясь. Я на всякий случай тоже встала, но кроме стрекота букашек не расслышала ничего.

– Прекрасная песня, – заметил Слэйто.

Только тут я обратила внимание, как странно изменился характер свечения магии вокруг него. Белые язычки словно начали ритуальный танец, реагируя на что-то, неслышимое моему уху.

– Я ничего не слышу.

– Эта песня предназначена только для мужчин, полагаю. – Он тряхнул головой. Затем еще раз, словно пытаясь избавиться от наваждения. – Неудивительно, что они все уходили. Даже с моей магической защитой сложно ей противостоять.

– В песне тебя куда-то зовут?

Я посмотрела на спящую Аэле. Укрытая плащом Слэйто, она крепко спала на земле, подобно маленькому зверьку, свернувшись калачиком. Это к лучшему, незачем брать ее туда, где может быть опасно. Сам маг стоял в серебряном свете нарождающейся луны, словно статуя. Его бледно-зеленый камзол поблескивал от всполохов белой магии. В этот миг Слэйто тоже походил на молодой тополь – цветом одежды и неподвижностью.

– Я понял, – кивнул он невидимому собеседнику. – Это вроде зачаровывающей песни. Меня зовут прийти в одно место неподалеку. Говорят. Да много что говорят: про любовь, покой, долг, который я смогу отдать. Это очень успокаивающая песня. Словно посреди войны я встретил мать, и она меня утешает.

– Тогда идем, – сказала я, поднимая с земли меч в ножнах. – Познакомимся с твоей матушкой. И расспросим ее, зачем ей столько мужчин.

* * *

Когда я была еще ребенком, то прочитала множество страшных книг. И в каждой описывалась одна и та же обстановка, предшествующая кошмару. Дело обязательно происходило ночью, в каком-нибудь жутком месте – заброшенном доме или дремучей чаще. Герой обязательно предчувствовал надвигающуюся опасность. И непременно наличествовали мурашки на спине, капельки холодного пота на лбу и пугающие звуки.

В реальности все выходило иначе. Все самые страшные события в моей жизни происходили при свете дня. Наказание, которому подверг меня Принц, битва с людьми-голубями, битва с толпой в Штольце, Взрыв в Сиазовой лощине… Бой на Перешейке с тем, во что превратился Поглощающий, тоже происходил не в кромешной тьме. Поэтому нынешней ночью, когда мы со Слэйто, словно две серебряные тени, скользили между высоких тополей, страха я не испытывала. Деревья шуршали листвой, букашки продолжали трещать, ночь была воплощением мира и спокойствия.

Мой товарищ особенно не переживал, судя по тому, как уверенно он шел. Мы почти не говорили, я следовала за Слэйто, двигавшимся на призрачный зов, который звучал только у него в голове. Но я все же полюбопытствовала, не страшно ли ему.

– С тобой рядом? Как можно бояться, – рассмеялся он.

Я так и не поняла, шутил он или был серьезен.

Мы углубились в тополиные посадки. Вокруг были и молодые деревца, и старые великаны, увешанные метровой величины пуховыми сережками. Теперь кроны деревьев смыкались над нами, не пропуская ни малейшей крупинки лунного света, а мягкие лапы тополей спускались до самой земли, подобно белым ватным канатам. Приходилось руками раздвигать эти белоснежные шторы, чтобы двигаться дальше. В темноте, да. Но без страха.

Внезапно мы вышли к поляне, которой было не место на плантации. Она была хорошо освещена лунным светом. Темно-зеленая трава под ногами мягко пружинила. Откуда-то издалека доносилось кряхтение, словно какой-то трудяга рыл землю и задыхался, – но мы не видели ни одного человека. Слэйто потянул меня за руку; я порадовалась, что он был в перчатках. Маг вывел меня на середину поляны. Здесь потопталась не одна пара ног: трава была плотно примята. Пока я оглядывала поляну, откуда-то сверху прозвучал кристально чистый женский голос: