Значит, ты настаиваешь на том, чтобы я повторил тебе слова Джонсона? Он отпускал все обычные шуточки на тему возможных причин, почему я не присоединяюсь к их охоте за юбками, до тех пор, пока не заметил, как я сжал челюсти, и это послужило ему сигналом, что он что-то нащупал. «Так вот в чем дело! Трахаешь чужую жену? Пока он там, в этом аду на земле, ты тем временем дома…» Ну, остальное я не хочу повторять, поскольку даме читать такое не пристало. Скажу лишь, что дальнейшие комментарии становились все пошлее.

Теперь ты понимаешь, почему я не выдержал. Его слова ранили, и не только тем, что сказано, но и как. То, что мы с тобой делали, Сью, то, что между нами есть, никогда не казалось мне чем-то дурным. Может, просто мне легче к этому относиться. Это же не я в браке. С твоим мужем я не знаком. Мне проще забыть о его существовании.

Тогда, в самом начале, не заставил ли меня помедлить тот факт, что ты замужем? Я солгу, если скажу, что нет. Я колебался, Сью.

Как ты думаешь, почему мне потребовалось столько времени, чтобы признаться тебе в любви, хотя по намекам, рассыпанным по твоим письмам, я уже давно мог поклясться, что ты чувствуешь то же самое? Не забудь, меня воспитывали благонравным католиком. Несмотря на мое беспутное детство, десять заповедей никогда не были для меня пустым звуком.

Но ты сказала, что тоже любишь меня. Я решил, что ты знаешь, что делаешь, когда ответила мне. Все мои колебания исчезли.

Потом мы встретились, поговорили, прикоснулись друг к другу. Если и жили в душе моей еще какие-то сомнения, то от них не осталось и следа. Разве может что-то настолько хорошее быть плохим? Все было идеально. Все есть идеально. Я храню те воспоминания, те нежные, прекрасные моменты в самом сердце. И почти не задумывался ни о твоем муже, ни о той беспросветной неразберихе, которая называется нашим будущим. Не задумывался — до кануна Рождества, когда Джонсон сказал то, что он сказал, унизив нас. Невозможно слышать подобные гадкие замечания и не начать верить им через некоторое время, особенно когда понимаешь, что в основе их лежит правда. Я «трахаю чужую жену». Это было грубое напоминание о том, кто я такой и чем занимаюсь.

После чего я не мог не задаться вопросом о том, что ты об этом думаешь. Ты никогда не упоминала об угрызениях совести или неопределенности. Я не хотел передавать тебе слова Джонсона, потому что… потому что старался избавить тебя от чувства вины. Не хотел, чтобы ты пересмотрела свою точку зрения.

Решение всегда было за тобой, Сью, и это по-прежнему так. Тебе решать, захочешь ли ты продолжить наши отношения. Тебе решать, каким путем ты пойдешь дальше.

Что бы ты ни решила, знаю, что я навсегда…

Твой Дэйви

Остров Скай

9 февраля 1916 года

Мой дорогой!

В твоем письме больше дыр, чем в соломенной крыше. Или ты думал, что письму не помешает немного проветриться на долгом пути до Ская, или кто-то не захотел, чтобы ты сообщал мне о том, где ты есть и куда направляешься. За исключением «Франции», все названия местностей были вырезаны.

Оскорблена ли я тем, что сказал Джонсон? А кто не оскорбился бы, учитывая манеру выражений? Но удивлена ли я? Не очень. Когда ты отказался рассказать мне о его словах, я догадалась, о чем может идти речь.

Нет, для меня это было нелегко, но я старалась не показать, насколько именно. Ты на фронте и каждый день справляешься с проклятой запутанной реальностью войны. А это — моя личная война, Дэйви, и я не считала, что тебе нужно справляться еще и с моей проклятой запутанной совестью.

Когда я получила то письмо, в котором ты признался в своих чувствах, то не могла спать. Ночи напролет лежала без сна, пытаясь совладать с собственным сердцем. Чувства, которые я испытываю к тебе, такие яркие и такие новые. Но хотя мои чувства к Йэну изменились, они не исчезли, и он по-прежнему мой муж. Я не могу с легкостью отказаться ни от того, что было между нами, ни от клятв, которые мы дали друг другу.

Йэн — лучший друг Финли. Когда я росла, он всегда был рядом, и когда настало время выходить замуж, он казался единственным логичным кандидатом. Финли был вне себя от радости, когда я сказала Йэну «да». Но потом многое изменилось. Наши пути разошлись. Мои стихи напечатали, и я стала мечтать о жизни настоящего поэта. Хотела путешествовать, учиться, найти кого-то, кто читает и понимает Льюиса Кэрролла. Йэн же ничего так не хотел, как продолжать ту жизнь, которой всегда жил. Я уходила на берег и смотрела за горизонт, желая оказаться где угодно, лишь бы не на острове. Он уплывал в своей лодке вместе с Финли, зная, что, когда вернется, я по-прежнему буду там.

Что-то нарушилось между мной и Йэном еще до того, как я получила твое первое письмо. Мы расходились в противоположные стороны, влекомые разными мечтами и ожиданиями. В тебе я обрела родственную душу. Ты слышал то, что я хотела сказать. Йэн как будто бы и не слушал вовсе. Потом началась война, и он совсем ушел из моей жизни.

Право же, Дэйви, я не понимаю этого. Он никогда не был так далек от меня, пока жил дома, но теперь, уйдя на фронт, почти не пишет мне. О том, что происходит там, на войне, я узнаю из газет, от Финли, из писем, которые пишут домой другие мужчины со Ская. Но только не от Йэна. Не знаю, может, я что-то такое сделала, но он закрылся от меня. Он всегда так реагировал на неприятности и проблемы: уходил от них, вместо того чтобы пытаться что-то сделать.

Я не ожидала, что полюблю кого-то другого. И не ожидала, что мой муж оставит меня одну, не сказав ни слова в качестве объяснения. Ничего этого я не планировала, но так случилось, и не могу сказать, что я несчастна.

Люблю тебя. И знаю, что это мое решение. Называй меня идеалисткой, но мне кажется, что просто так ничего не происходит. Ты вошел в мою жизнь в тот момент, когда Йэн вышел из нее. Ты оказался рядом как раз тогда, когда его не было. Это что-то да значит.

Ох, Дэйви, как же трудно мне было вновь вернуться в дом родителей, на маленький остров. Я чувствую себя как на витрине. Махэр знает о нас, и мне остается только догадываться, кто еще в курсе. Ночь за ночью я хочу остаться наедине со своими мыслями и воспоминаниями, хочу лечь и увидеть те жаркие, сотрясающие тело и душу сны о тебе. Но только я начну вспоминать, только пульс забьется чаще, как тут же послышится храп па или Финли вскрикнет что-то во сне, и все пропадает. Этот коттедж слишком мал, чтобы вместить их троих и меня с моими мечтами.

Э.

Место Первое

16 февраля 1916 года

Сью!

Да, цензоры прихватили меня! Они все же отослали письмо (порезав его как следует), но меня отчитали, напомнили о правилах и пригрозили, что если я не буду их соблюдать, то мне больше не позволят писать тебе. Мол, если письмо попадет во вражеские руки, то оно не должно раскрыть врагу нашу нынешнюю или будущую дислокацию, а также даты, когда мы будем там или тут. Словно боши не знают, где мы! Да они смотрят на французскую армию из-за мешков с песком прямо сейчас, когда я пишу это!