Чего он добился в жизни к своим тридцати годам? Чем он может быть интересен и полезен людям, жить среди которых собирается в будущем? И как собирается вообще жить? Памятью о могилах предков? Кто его предки — Гомер, Аристотель, Сократ? Глупости какие-то… Ему и в России, по сути дела, неплохо живётся, а настоящие предки его похоронены там, где живут родители. Но здесь день ото дня становится хуже. Нет, он никогда не опустится до работы на стройке или за прилавком. Прозябать на нищенское пособие безработного — вообще уму непостижимо. Нужно что-то предпринимать, и если тут не получилось, то необходимо перебраться туда, где всё можно начать с чистого листа…

И хоть эта мысль была ненадёжной и зыбкой, он ухватился за неё, как за соломинку, и стал раздумывать дальше — как употребить свою энергию и предприимчивость уже в Греции. Так ничего и не решив, Ника успокоил себя тем, что время покажет, на что он способен, а случай, о котором он не переставал мечтать, обязательно подвернётся. Он в этом абсолютно уверен. Единственное, что необходимо, это быть жёстким и настырным, и если понадобится, то пойти по головам. Иначе ничего не добиться.

Переезд в Грецию прошёл быстро и без потрясений, которые всегда испытывают эмигранты поначалу в новой стране. Деньги у него пока были, и он даже прикинул, что их хватит минимум на полгода беззаботной жизни, а за это время он обязательно что-то придумает. Переводчики везде требуются, а он прекрасно знает английский, арабский, да и русский наверняка может понадобиться, ведь всё больше богатых туристов из России приезжает греться на ласковом греческом солнышке, сфотографироваться на фоне легендарных руин, расстаться с тысячей-другой баксов…

Он даже позвонил по международному телефону Хамиду, чтобы напомнить о себе и, на всякий случай, прощупать, не потребуются ли его услуги здесь, в Греции, однако иорданец на этот раз разговаривал с ним сухо и без интереса. В итоге Ника понял, что никаких проектов в Греции у приятеля нет, посему и сам Ника ему больше не интересен.

— Чёртовы арабы! — ругался он, сидя на открытой террасе пирейской таверны рядом с домом, в котором снимал комнатку поначалу. — Относятся к тебе хорошо лишь до тех пор, пока ты им необходим. А потом плюют на тебя, как на паршивую собаку! Ничего, запомним это и ответим при случае тем же. Хотя… как бы я на его месте поступил? Продолжал бы общаться с тем, кто мне уже абсолютно не нужен? То-то и оно.

И хоть он больших надежд на Хамида не возлагал, понимая, что здесь у него уже нет таких возможностей, как в Москве, всё равно было обидно. Хотелось верить, что они друзья, а выходило, что никакой дружбы между ними никогда не было.

Со временем Ника позабыл свои обиды. Вокруг него было столько нового и интересного, в чём ещё предстояло разобраться, что дух захватывало. Поначалу ему казалось, что для него, грека, не будет никаких проблем в общении с соотечественниками. А вышло совсем иначе. Соотечественники были шумными и восторженными, как дети, сентиментальными и бесконечно говорливыми. Первое время Ника наслаждался открытым общением на родном языке, но скоро стал уставать от пустого, ни к чему не обязывающего трёпа. Самое лучшее время для него было — послеобеденная сиеста, когда улицы пустели, и можно спокойно посидеть в полупустой таверне, лениво потягивая через соломинку фрапэ — кофе со льдом и сахаром. Он размышлял и всё никак не мог понять: почему никто из окружающих его людей даже не задумывается о завтрашнем дне? Все просто существовали — кто-то побогаче, кто-то победней, и никого не заботило будущее. Если завтрашний день будет такой же, как сегодняшний, который похож на вчерашний, то и в будущем вряд ли что-то изменится, — а значит, стоит ли нарушать годами заведённый распорядок вещей? Зачем мудрить?

Нике не хотелось становиться обывателем. Ему даже не хотелось этого сладкого ленивого послеобеденного ничегонеделанья, ведь он знал, что где-то идёт совсем другая жизнь — полная приключений и встреч с интересными людьми, открытиями новых стран и романов с прекрасными женщинами. То есть то, о чём он не переставал мечтать. А здесь тупик, в котором можно навсегда завязнуть.

Целый год он искал работу переводчика, но так ничего приличного и не нашёл. Почти все здесь говорили на сносном английском, русский тоже понимали многие, а арабский, может, и требовался где-то, только найти такое место не удавалось. Время шло, но для него, казалось, оно остановилось. Растратив почти все сбережения и почувствовав, что так можно скоро оказаться и на улице, Ника устроился в небольшую туристическую компанию, которая принимала и развозила по отелям и экскурсиям туристов из заграницы. Как правило, его отправляли сопровождать русскоговорящие группы, и это давало достаточно стабильный доход, на который он смог снять уже более приличное жильё в районе, где обитают люди среднего класса.

Жизнь потихоньку налаживалась, но не этого ему хотелось. Он ждал случая, который в корне и сразу перевернёт это скучное и сонное до вывиха скул существование. Даже женщины, которых он изредка приводил домой и оставлял до утра, не доставляли ему прежнего удовлетворения. То ли возраст давал себя знать, ведь он был уже не двадцатилетним жеребцом, не пропускавшим мимо себя ни одной юбки, то ли пора было и в самом деле обзаводиться семьёй, но вот этого-то он как раз пока не хотел. Завести семью — это погрузиться в ежедневные хлопоты и, по сути дела, примириться с существующим порядком вещей. Тогда не останется ни времени, ни сил на что-то большее.

Каждый раз, когда женщина, утомившись, засыпала, он долго не смыкал глаз, лежал и глядел в потолок, выкуривая одну сигарету за другой, и ему в этой комнате становилось неприятно, будто он вторгся в чью-то чужую незнакомую жизнь. Стены, мебель, ваза с фруктами на столе, пепельница с окурками у кровати — всё это становилось незнакомым и враждебным. Одиночество и жалость к себе тяжёлыми дымными клубами обволакивали его, ведь ничего другого этот неласковый мир предлагать ему пока не собирался. Да, этой жизнью можно кое-как жить, но… хочет ли он этого?

Утром он выпроваживал подругу и бежал встречать автобус с новой группой из аэропорта. Весь день катался по туристическим объектам, переводил стандартные фразы экскурсоводов, и не оставалось у него времени на размышления. Однако к концу дня, когда работа заканчивалась, он нехотя возвращался домой, где на него с новой силой обрушивались одиночество, от которого не спасал ни коньяк, ни анисовая водка. Сидеть в таверне, тупо следить за бесконечным баскетболом на экране подвешенного к потолку телевизора и беседовать о каких-то пустяках с завсегдатаями ему надоело до чёртиков.

Он рассматривал своё лицо в зеркале и печально отмечал, что прежнего румянца уже нет, в глазах исчез всегдашний юношеский огонёк, а в мохнатых бровях, сросшихся на переносице, появились первые сединки. А ведь ему ещё и пятидесяти не стукнуло! Он и сам не заметил, как в бесплодных мечтах прошло время, которого, как ему казалось, впереди немало. Он по-прежнему ходит энергичной походкой уверенного в себе человека, не знает отказа у дам, на которых положил глаз, и многие знакомые завидуют его независимому положению. А что — у человека постоянная работа в туристическом бизнесе, на котором не отразится никакой кризис, никому ничего он не должен, а если нет пока семьи, так всё зависит только от его желания. Что ещё надо для спокойного и уверенного существования?.. То-то и оно, что, на первый взгляд, есть у него всё, что нужно обывателю, а на самом деле нет главного…