– Больная интубирована.

– Что? – снова не сообразила я.

Медсестра вновь перешла на человеческий язык:

– У нее в горле трубка. И вообще вреанимацию пускают только в крайнем случае.

– Мой случай как раз такой, –заверила ее я.

– Типун вам на язык, – в сердцахзаявила «Флоренс Найтингейл», – глядишь, поправится скоро. Запишитетелефончик, завтра позвоните.

Поняв, что больше ничего не узнаю, я поехаладомой. В коридоре, едва опустив на пол пакет с курицей и солью, сразусообразила, что Кирюшка дома. Посреди прихожей валялась его новенькая пуховаякурточка, чуть поодаль ранец, сапоги и шарфик.

– Ты где? – закричала я.

В ответ – тишина. Испугавшись, я побежала вего комнату и нашла мальчишку на кровати.

– Что с тобой?

Кирка поднял голову:

– Горло очень болит.

Глаза мальчика лихорадочно блестели, лобоказался горячим, он заболел! Но я хорошо знаю, как следует действовать вподобной ситуации, сама все детство провела в кровати.

Через полчаса довольный Кирюшка пил на кухнеобжигающий чай. Я положила в чашку три ложечки сахара и налила яблочногоуксуса. Еще надела на мальчишку теплую фланелевую пижаму, а на горло поставилаводочный компресс. На ноги, преодолевая слабое сопротивление, натянула толстыеноски из деревенской шерсти.

– Кусаются, – ныл Кирюша.

– Ничего, зато теплые.

– Чай кислый!

– Зато полезный!

– Горло чешется, сними шарф.

– Только через час, – грозно заявилая и добавила: – Впрочем, больной ребенок имеет право на капризы. Можешьвыразить три разумных желания, постараюсь их осуществить.

Кирюшка оживился:

– А на какую сумму?

Я открыла кошелек, призадумалась и ответила:

– Сто рублей.

– Крабовые палочки, чипсы «Принглс»,новый детектив из серии «Черный котенок», – выпалил ребенок. – Ичтобы прямо сейчас.

– Ладно, – охотно согласиласья, – вот поставлю курицу и сбегаю.

Кирюшка с изумлением глядел на соль,заполнившую сковородку.

– Ты уверена, что это можно съесть?

– Абсолютно, – заверила я ипонеслась к метро.

Через полчаса у нас был полный порядок. Поквартире разливался восхитительный аромат, совсем не хуже, чем у Ани. Кирюшкавлез под одеяло, обложился книжками и захрустел чипсами. Я села на кухне,вытащила записную книжку Катукова и уставилась на странички. Хорошо настоящиммилиционерам. У них и впрямь существуют специальные службы для дешифровкикодов, а что делать мне? Ряды цифр казались бесконечными. В школе у меня поматематике всегда была тройка, поставленная жалостливой учительницей ВалентинойСергеевной. На самом деле я не заслуживала даже кола, потому что единица – этоуже оценка, подразумевающая хоть какие-то знания, мои же ограничились толькотаблицей умножения, причем до сих пор путаю: четырежды семь будет в результатедвадцать семь или двадцать восемь?

– Цифровой код, здорово, – раздалсяза спиной голос мальчишки.

– Немедленно ложись в кровать, –автоматически велела я. – Зачем снял носки?

– Кусаются, – заныл Кирюшка, –лучше Мулю положу под одеяло.

Я вспомнила ровное тепло, исходящее отмопсихи, и согласилась.

– Тогда уж и Аду тоже, по мопсу на ступню.

Кирик хихикнул и спросил:

– Зачем записи зашифровала?

– Это не моя книжка, хотела прочитать,да, видно, не получится.

– Почему?

– Закодировано.

– Ерунда, – сообщил Кирюшка и ткнулпальцем в строчку: – Вот здесь написано – Соколов Юрий Николаевич, десять тысячдолларов.

Я ахнула:

– Откуда знаешь?

Мальчик засмеялся:

– Элементарно, Ватсон. Детский шифр, протакой всякому известно.

– Мне нет.

– Берешь алфавит, – принялсяпояснять Кирюшка, – и каждой букве присваиваешь номер А – 1, Б – 2.Поняла? Проще некуда. Иногда меняют местами гласные и согласные, частозаписывают комбинации из трех цифр. Допустим, 642, но тогда следует знать,какая из цифр главная 6, 4 или 2… Можно еще накладывать специальную сеточку,тогда нужные числа появятся в окошечках.

– Откуда ты все знаешь?

– Читайте детективы – источникзнаний, – ответил Кирюшка.

В общем, он прав, только в криминальныхисториях, попадающих в мои руки, не было «информации» о шифрах. Я стала читать«про убийства», выйдя замуж, в детстве мамочка не позволяла трогать КонанДойла, Стивенсона и Ника Картера даже щипцами. Мамуля считала захватывающиеистории низкопробной поделкой, и мне предлагалась для прочтения классика –Толстой, Горький, Чехов, ну в крайнем случае Виктор Гюго, а вот Дюма – никогда.Результат налицо – я тихо ненавижу прозаиков и поэтов, гордость и славу мировойлитературы, зато трясусь от вожделения при виде любой обложки с изображениемокровавленного кинжала.

В прихожей послышались возня собак и бодрыйголос Юли:

– Ой, как пахнет!

– Слышишь, Кирка, – перешла я нашепот, – можешь расшифровать?

– Как два пальца описать, –возвестил помощник.

Я хотела было заявить, что так говорить крайненеприлично, но «Джеймс Бонд» уже унесся, совершенно забыв про больное горло,простуду и кашель. Только две домашние тапки сиротливо остались стоять возлемойки.

Запеченная курица произвела эффектразорвавшейся бомбы. Сережка облизнулся и спросил:

– Надеюсь, это не раскрашенный гипсовыймуляж?

Я молча отодрала румяную ножку и положилаЮлечке, вторая перекочевала на тарелку к раскрасневшемуся Кирюшке.

– Погоди, погоди, – занервничалСережка. – А мне?

Я почувствовала глубокое моральноеудовлетворение и, довольно улыбаясь, ответила:

– Боюсь, Серджио, тебе не понравится.

– Ну прикол, Серджио, – завопилКирюшка, – ну кликуха!

Юлечка старательно жевала ароматную курятину,Сережка подцепил крылья и проглотил их в момент.