Дни шли, я чувствовала себя хорошо, почти как прежде. Я смотрела на окружающий меня мир, и мне снова все было интересно, все меня привлекало. Я бродила по замерзшему берегу моря Бофорта в безжалостной темноте арктического зимнего утра. Я почти ощущала присутствие моряков, страдающих от цинги на своих скованных льдами кораблях. Я купила себе пару ярких кроссовок на распродаже после Рождества в надежде на то, что смогу сделать из себя человека, способного «умчаться» от своих бед. В этих кроссовках я бегала по ледяной дороге под звучащую в наушниках музыку, а мимо пролетали снегоходы. И я уже начинала верить в то, что не навсегда останусь просто печальной тенью человека. Со мной все будет хорошо.

Я проделала обратный путь на юг не напрягаясь – не больше пяти-шести часов в день за рулем. Спускаясь по узким поворотам Демпстера и наблюдая, как горы с обеих сторон постепенно удаляются, я старалась не смотреть туда, где дорога обрывалась длинным утесом: мне вспомнилась та авария школьных времен. Полтора десятилетия спустя я все еще помнила тошнотворную силу большой старой машины, раскачивающейся на гравии туда-сюда, расширяющиеся веером следы на дороге и падение в канаву. Я помнила свои ощущения, когда висела вверх ногами на ремне безопасности, уставившись на безумную паутину трещин на ветровом стекле, а из магнитолы лилась песня Дженнифер Лопес.

И пока я ехала по трассе, думала: «Больше никогда не хочу испытывать эти ощущения».

Восьмого января я выехала из Доусона, чтобы одолеть последний отрезок пути до дома. В часе пути до Уайтхорса я отключила полный привод: дорога казалась чистой и сухой. На расстоянии двенадцати с половиной километров от своей квартиры в центре города я повернула на знакомую окаймленную снегом черную ленту двухполосного Аляскинского шоссе, и мне пришлось тащиться позади старого пикапа, движущегося со скоростью семьдесят километров в час на участке с допустимой скоростью девяносто.

Восемь дней я водила крайне терпеливо и внимательно. С меня этого было достаточно. Я хотела переодеться, принять душ, хорошо поесть – и не картошку фри за бешеные деньги. Выпить чашечку хорошего кофе с настоящими сливками, а не с порошковыми из больших контейнеров на ресторанных столиках и прилавках в кофейнях на дорогах арктической зоны Северной Америки. Я проверила, нет ли машин на встречной полосе, повернула руль, чтобы обогнать, нажала на педаль газа – и ощутила то, чего боялась целую неделю. Шины теряли сцепление на невидимом льду. Вместо того чтобы просто переместиться на другую полосу, мой внедорожник начал вращаться, раз или два вокруг себя, и полетел через встречную полосу к высокому сугробу. Помню, как подумала: «Въеду в сугроб и остановлюсь», и была странно спокойна, хотя сидела за рулем совершенно беспомощная.

Если машина функционирует нормально и вполне управляема, легко забыть о том, какие мощные силы вступают в действие, когда две тонны металла несутся по дороге. Моя крутящаяся «тойота» приложилась к сугробу боком, проехала через него и перевернулась (раз? два?), скатившись с небольшого холма в канаву. Я слышала больше, чем видела: фонтаны осколков разбившихся окон, глухие удары, когда корпус машины то и дело врезался в замерзшую землю, и приглушенный стук и громыхание – это мои вещи разлетались внутри салона.

Когда внедорожник прекратил движение, он оказался лежащим на боку, дверь со стороны водительского сиденья прижата к земле, а со стороны пассажирского сиденья – там, где должна быть крыша. Я дотянулась до правого бедра, отстегнула ремень, осторожно встала, под подошвами захрустели осколки разбитого окна. Ветровое стекло вообще исчезло. Я нагнулась и вышла через отверстие там, где оно должно было быть.

Снаружи собралось около дюжины машин, и в канаву ко мне спешили несколько призрачных фигур. Очки у меня были забрызганы снегом и льдом. Я сняла их и дотронулась до макушки, где ощущались куски стекла и уже наливалась большая шишка.

Соображала я медленно. Сбивчиво отвечала на вопросы оказавшихся рядом людей, а потом врачей скорой помощи. Перед тем как скорая помощь повезла меня в больницу, ухитрилась попросить, чтобы из внедорожника достали мою сумочку, телефон и ноутбук. Пока мы ехали, молоденькая врач скорой помощи проверила мое давление, зрачки и на всякий случай надела на меня шейный бандаж. Она не казалась обеспокоенной. И, как только шок и адреналин отступили, все стало в порядке: у меня не оказалось никаких повреждений, кроме шишки на голове размером с гусиное яйцо – прямо иллюстрация киношной аварии.

И все же эта история ощущалась как личный упрек. Я только начинала становиться на ноги, а тут мироздание как будто сказало: «Нет, еще не время!» – и отправило меня обратно. И выбор времени казался жестоким. Я была так внимательна! Так осторожна, вплоть до последнего часа, до последних минут! Я знала, что поездка на машине будет потенциально опасной, но пересечь Северный полярный круг, добраться до самого замерзшего океана и вернуться обратно, а потом влететь в аварию на подъезде к Уайтхорсу? Это было нечестно. Помню, как подумала: «Когда же удача повернется ко мне лицом?»

30 апреля 2016 года – к югу от города Форт-Нельсон на Аляскинском шоссе

Три месяца после аварии на внедорожнике я жила без машины. Я ходила пешком, одалживала машину у подруги, на сеансы физиотерапии ездила на автобусе. Оказалось, что при аварии пострадала шея, и потребовались несколько недель, чтобы расслабить мышцы и нервы. Меня вполне устраивало подождать до конца зимы, прежде чем снова сесть за руль; у меня было подозрение, что последняя авария, возможно, повредила нервы не только в шее.

Я не беспокоилась о том, что мне нужна новая машина, потому что в Аризоне она меня уже ждала. Мама и отчим проводили там зимы в последние годы, у них был домик с верандой в пригороде Феникса. Прошлой осенью, когда мама умерла, отчим отогнал ее любимый красный хэтчбек «субару» в этот домик, так чтобы его могли использовать гости, приезжающие туда пожить; ему было жаль продавать его, и он предложил его мне. Но тогда у меня была машина, поэтому «субару» отправился на юг.

После аварии из больницы в Уайтхорсе я написала ему по электронной почте, хотела убедиться, что предложение еще в силе. А в начале апреля полетела на юг навестить его и забрать свои новые колеса.

И опять я не спеша отправилась на север, перемещаясь из Моаба в Бойсе, из Сиэтла в Уистлер. Поездка по жаркой, сухой местности проходила хорошо. Но, когда в конце месяца я направилась в сторону Британской Колумбии, у меня появилось мрачное предчувствие. Сначала я подумала о том, чтобы отправить машину на пароме из штата Вашингтон до Аляски с целью сэкономить три дня вождения в самой удаленной местности. Но с учетом неблагоприятного курса валют билет на паром стоил почти 1500 канадских долларов, так что от этой идеи пришлось отказаться.

И все же, выезжая из Уистлера, я была почти готова повернуть снова на юг по направлению к границе, была почти готова наплевать на все и отправить машину на пароме, уйдя в минус по кредитке. По поводу этой поездки у меня было нехорошее предчувствие, и я никак не могла от него избавиться.

Через сутки, ближе к концу дня, я подъезжала к Форт-Нельсону, где собиралась переночевать. Оттуда мне предстоял один полный день пути до дома. Но чуть раньше я едва не осталась в Форт-Сент-Джоне: я так и не могла избавиться от мрачных мыслей и подумывала о том, что не стоит ехать дальше. Но решила продолжить путь. Хотела добраться домой.