к Эстер, приподняла ее вуаль и прошептала ей что-то на ухо, но та никак не отреагировала.

Розалинда велела девочкам идти вниз, чтобы Эстер спокойно спустилась за ними. Когда они удалились, Эстер какое-то время стояла на лестнице одна, и я надеялась, что она обернется, но она не удостоила меня вниманием. И я понимала, что действительно его не заслужила. Она начала спускаться: сначала исчезла нижняя часть платья, потом середина, и вот осталась видна только верхушка ее головы. Мне хотелось позвать ее, мое горло сдавили рыдания, но она уже скрылась, словно вошла в глубокие воды, которые плотно сомкнулись над ней.

16

Когда все ушли, я вернулась к себе в спальню: находиться у мамы я больше не могла. Всю прислугу позвали на свадьбу, и мы с Белиндой остались в доме одни. Миссис О’Коннор оставила в холодильнике бутерброды с салатом из тунца и, конечно, с ветчиной и горчицей. Я съела две штуки, пока рисовала у себя за столом, а потом легла вздремнуть. Спала я долго, а потом снова села за свой рисунок каллы, который начала пару дней назад. Вокруг я добавила еще цветов: гипсофилу, наперстянку, дельфиниум, пурпурный вьюнок и волчий корень – все токсичные, ядовитые – для моего личного букета невесты.

Когда я закончила, уже было темно, и пока я прорисовывала последние детали, в моей голове возникали танцы, праздничный торт, звон бокалов – словом, все то, что я пропустила. Я думала о том, когда же должно случиться что-то ужасное, но к тому времени уже поняла, что оно либо случится, либо нет, и ничего мне с этим больше не поделать.

Около полуночи, все еще сидя за рисунком, я услышала, как вернулись сестры: по паркету застучали каблучки, наперебой зазвучали радостные голоса. В комнату вошла Зили, в каждой руке по белому мешочку, которые она без объяснений положила на свой туалетный столик.

– Ах, Айрис, – прошептала она, слишком взволнованная, а потому забывшая, что меня следует игнорировать. – Что это был за вечер! – Она говорила так быстро, что сама за собой не поспевала; слова вылетали из ее рта, словно пузырьки из переполненной бутылки сельтерской воды. Сначала она рассказала о церемонии венчания, потом перенеслась на прием в Уэнтуорт-холле, но мысли ее путались, и следить за рассказом было невозможно: мне удалось уловить лишь какие-то обрывки ее впечатлений.

Она сказала, что Эстер была очаровательной невестой, даже в ее безумном «лунном» платье. Упомянув платье, Зили не сделала паузу, чтобы отчитать меня: столько всего ей хотелось рассказать.

– Мне разрешили посыпать дорожку, ведущую к алтарю, лепестками роз, – говорила она. – Ведь мамы не было, и Эстер сняла запрет на розы.

Розалинда стояла у алтаря подле Эстер, «словно королевна»; Дафни и Калла мало улыбались, но все равно были прекрасны. Все вместе они «были похожи на русалок». Зили подробно описала момент, когда отец отдавал Эстер ее будущему мужу – он отдавал ее; она говорила об этом так буднично, словно это был пакет с вещами, который передали на благотворительность.

В церкви яблоку негде было упасть, люди толпились у входа, чтобы посмотреть на невесту – первую из сестер Чэпел, выходившую замуж; на них глазела вся округа, и Зили чувствовала себя кинозвездой. После церемонии их фотографировали, Эстер позировала в кругу всех сестер, «кроме тебя». Для семейного портрета с Эстер – невестой без матери в главный день ее жизни – сфотографировался отец. Впрочем, это было не так уж странно: Белинда вообще редко где-либо появлялась. На праздничный ужин они поехали в «Роллс-Ройсе». Зал приемов был похож на «заколдованный лес», сказала Зили, чьи фантазии сплошь состояли из волшебных сказок (мне казалось, что в них не хватало ведьмы – хотя, наверное, ведьмами были мы с мамой). Весь зал был украшен гирляндами из кремовых роз: их привезли прямо перед свадьбой, после того как Белинду вычеркнули из списка приглашенных. По словам Зили, Эстер сказала: «Какая же свадьба без роз», и я подумала, как удобно она воспользовалась отсутствием мамы. На каждом столе стояла ваза с астрами и жасмином, спинки стульев были увиты плющом, по всему залу горели свечи. Под потолком, словно миниатюрные луны, мерцали белые бумажные фонари.

Мэтью, конечно, был сказочным. Умопомрачительным. Галантным. Он был каждым прилагательным из словаря Золушки. Зили даже танцевала с ним под песню Дорис Дэй «Это волшебство»; когда Зили дошла до этого места в рассказе, она сделала небольшой пируэт. С папой она прошла круг традиционного вальса, а потом танцевала с Дафни и Каллой. Дафни съела больше порций стейка с картошкой, чем кто-либо из присутствовавших в зале мужчин.

В конце вечера Мэтью увез Эстер на открытом кабриолете. Гости осыпали их конфетти и лепестками роз, хлопали и кричали, пока молодожены не скрылись из виду. Я представила, как кабриолет подъезжает к их дому на Граус-корт, где их приветствует девочка-гаргулья.

– Торт был с лимонным кремом, – сказала Зили, потирая живот. – Я съела два куска.

Она подошла к туалетному столику и взяла один из мешочков.

– Смотри, – сказала она, положив мешочек ко мне на стол и приподняв верхнюю ткань, под которой обнаружился тоненький кусочек торта, размером не больше черепаховых гребней Розалинды.

– Я не голодна, – сказала я. Это были мои первые слова с тех пор, как она вернулась. Измятый бисквит, растаявшая глазурь: всю дорогу до дома Зили держала этот торт в своих теплых ладошках.

– Его не надо есть, глупая. Его надо положить под подушку, и тогда тебе приснится будущий муж.

Должно быть, я отреагировала довольно мрачно, потому что Зили наконец оставила меня в покое и вернулась к стадии игнорирования. Я снова взялась за рисунок и добавила к букету несколько цветков кальмии, прокручивая в голове детали церемонии и праздничного ужина. Я никогда еще не чувствовала себя такой покинутой, хотя и не относилась к этому с таким трепетом, как Зили. Хотя и пыталась все испортить.

Зили вышла из ванной и переоделась в ночную рубашку. Она взяла с туалетного столика свой мешочек с тортом и положила его под подушку.

– Это был самый грандиозный вечер в нашей жизни! – сказала она, забираясь в постель. В волосах ее все еще блестели гипсофилы, а в голосе слышалась злоба.

Я продолжила рисовать, пока не поняла по ее дыханию, что она уснула. Букет невесты был закончен, и я приколола рисунок к доске над своим столом, а потом сняла халат и села на краешек кровати, собираясь выключить свет и лечь спать, тем самым перевернув страницу этого дня – самого грандиозного в их жизни и самого ужасного – в моей. Но тут мой взгляд упал на мешочек со свадебным тортом, который Зили оставила на моем столе. Было глупо, да и довольно негигиенично класть торт под подушку, но я не смогла устоять. О своем будущем муже я практически не думала. Я знала об этом лишь то, что однажды он у меня будет, хочу я этого или нет. И если он правда мне приснится, я хотя бы буду знать, кого потом искать.

Я осторожно опустила голову на подушку и стала ждать, когда торт пришлет мне свои прогнозы. Сразу заснуть у меня не получилось: той ночью в девичьем крыле нас было лишь пятеро, и все казалось неправильным.

17

Где-то в ночи послышался вой.

Я спала, но не понимала этого. Мне казалось, что все происходит наяву, и пусть кто-нибудь попробует доказать мне обратное.

Сперва я подумала на Белинду, но это не было похоже на ее обычные ночные крики: казалось, что где-то рядом стонет раненый зверь. Потом послышались шаги: они приближались и казались оглушительными; от них содрогался пол и дребезжали стекла.

Это что, мой будущий муж?

Я в ужасе вцепилась в края кровати. Шаги становились все громче, пока вдруг не затихли у моей двери, а потом кто-то забарабанил в дверь. Я хотела убежать и спрятаться, но мои ноги отяжелели. Все, что я смогла сделать, это закрыть глаза, чтобы хотя бы не видеть того, что будет.

Дверь со скрипом распахнулась,