сложен из угольно-черного камня, с виду напоминавшего агат. Тяжелые дубовые ворота закрывали главный вход. Дополнительной защитой служило глубокое ущелье, на дне которого журчал ручей, — отсюда он был не толще волоска. Над ущельем клубился густой фиолетово-черный туман — результат действия каких-то чар.

Все живые существа старались обходить это место далеко стороной, тому же, кому выпадало несчастье случайно забрести в те края, приходилось несладко. Крепость стояла в самом центре лабиринта из острых скал. Лабиринта, из которого не было выхода. Безлунными ночами там блуждали темные тени, заманивая незадачливых путников к пропасти или в глубокие подземелья. Добраться до сердца гор, где стояла Черная Крепость, можно было только по воздуху. Но птицы давно привыкли облетать Проклятое место стороной. Здесь можно было не волноваться, что какой-нибудь случайный прохожий невзначай потревожит его. Эриус был один, всегда один, но одиночество не угнетало его, — напротив, здесь, в мрачном полумраке огромных пустынных залов Крепости он мог, наконец, расслабиться и вздохнуть спокойно. Вдали от посторонних, вдали от всех.

Эриус приземлился на камни, и, положив Перо на землю, громко выкрикнул девять слогов заклинания. В ту же секунду мост, служащий одновременно и воротами, со скрипом начал опускаться. Покрытые ржавчиной цепи натянулись, и толстая дубовая доска ударилась о землю, подняв клубы пыли.

Он вошел внутрь.

Напротив входа была широкая каменная лестница с массивными монолитными ступенями и чугунными перилами, украшенными коваными звездами и полумесяцами. Лестница вела на второй этаж, в коридор, кое-как освещенный факелами на стенах, которые давали больше копоти, чем света. Слева и справа было множество дверей, которые вели в различные части замка. Все двери были заперты, что отнюдь не добавляло коридору уюта.

Ковыляя, Эриус добрался до своего кабинета. Он распахнул дверь, из-за чего поток холодного воздуха раздул пламя в камине и разорвал серую бахрому паутины, свисавшей с потолка. В комнате было прохладно и сыро, затхлый воздух оставлял ощущение тоски и запустения. Обстановка, тем не менее, была по-королевски роскошной: у окна стоял большой письменный стол, у противоположной стены — кожаный диван. Картины в тяжелых золотых рамах, бархатные портьеры, огромный, во всю стену, камин, часы с маятником — все это создавало впечатление хмурого, угрюмого великолепия. Видно было, что хозяин дома знает толк в искусстве и определенно отличается неплохим вкусом, однако не имеет желания или надобности заботиться о своем жилище и приводить в порядок хотя бы изредка.

Около камина стояло старинное зеркало в потускневшей от времени серебряной оправе. Эриус подошел к нему и, не глядя на свое отражение, повернулся, и застыл в ожидании, терпеливо глядя на солнце.

Минуту или две он не двигался. За окном смеркалось. Солнце зашло за гору, и в ущелье стали сгущаться сумерки. Три секунды. Две, одна…

Громко и торжественно часы пробили девять. Эриус вдруг скорчился, словно в судорогах, и упал на пол. Его трясло, как в лихорадке. Из клюва вырвался крик боли. При этом его тело стало постепенно изменяться: клюв и перья исчезли, зрачки изменили форму, крылья сменились руками. Человеческими руками.

Он медленно поднялся на ноги. Несколько раз сжал и разжал пальцы, провел рукой по волосам, ощупал нос, подбородок, уши. Потом подошел к гардеробу, стоявшему в углу, чтобы одеться, потому что его зубы уже начинали мелко стучать от холода.

В последнее время ему очень везло. Чем объяснить это невероятное везение, он не знал. Но одно мог сказать определенно: он близок к цели, как никогда. И очень скоро свершится все, о чем он мечтал. Для этого осталось сделать совсем немного.

Перо Феникса. Наконец-то он заполучил его! Эриус хрипло рассмеялся. Доверить мощнейший артефакт Лунному Зайцу! На это способны только такие наивные мечтатели, как эти простаки из Совета Высших с их идеалистичными, рафинированными представлениями о жизни. Жалкие глупцы. И они еще считают себя магами?! Неудивительно, что они забеспокоились: их мир обречен, его гибель — лишь вопрос времени.

Теперь Перо у него. И уж он-то знает, как его следует использовать. Эриус щелкнул пальцами, и на стол опустился чистый лист пергамента.

Как приятно снова ощущать себя в теле человека! Жаль, что он не может оставаться человеком надолго. Ну, ничего. Скоро этому придет конец.

Он обернется человеком и останется им навсегда. Нужно только…

Эриус поднял голову, и его взгляд случайно упал на зеркало, где, в мутном, пыльном стекле он увидел свое отражение. На него смотрел высокий худой мужчина, в костюме старинного покроя, в длинном плаще. У него были тонкие, аристократичные черты лица, орлиный нос, черные брови и длинные, слегка вьющиеся волосы.

В тот же миг воспоминания волной нахлынули на него. Так происходило всегда, когда он невзначай видел себя в зеркале — в человеческом обличье.

Волны памяти перенесла его в то время, когда был человеком. Прошло уже почти сто лет. Эраст — так его звали когда-то. Его отец погиб на фронте, а мать отказалась от него, потому что боялась потерять работу — она служила гувернанткой в богатом доме.

Он вырос в приюте, среди беспризорников, таких же, как он, никому не нужных детей.

Вот он сидит в школе за партой, а какой-то парень исподтишка стреляет ему в спину жеваной бумагой из стеклянной трубочки. Вот он убегает от соседского бульдога, которого хозяева спустили с поводка размять лапы. Вот он зимой стоит, прижавшись носом к витрине кондитерской, и разглядывает разноцветное суфле и пирожные, казавшиеся ему тогда божественным лакомством.

О пирожных он тогда мог только мечтать…

Перед глазами Эриуса мелькали картины из его прошлого, как кадры быстро перематываемой кинопленки. В двенадцать лет он покинул ненавистный ему приют и устроился на типографию — сначала сторожем и разнорабочим, потом помощником наборщика. Он жил в крошечной комнатенке, экономя каждую заработанную копейку, и копил на университет. Всю жизнь он мечтал стать художником и писать картины. Масляные краски стоили дорого, но он покупал их, иногда на последние деньги, и часто по вечерам, приходя с работы и едва не валясь с ног от усталости, он брал кисти, натягивал холст на раму, и пробовал писать. В качестве материала для своих этюдов он использовал все, что мог отыскать в доме — кухонную утварь и посуду, одежду, башмаки, старую прялку. Как-то он сделал набросок соседского кота, дремавшего на нагретом солнцем подоконнике.

И все же его старания не пропали даром: Эраст был принят в академию Художеств, на подготовительный курс. Его работы были оценены на вступительных испытаниях весьма высоко, сам профессор, председатель комиссии и