Ким откинулась на спинку скамейки и скрестила руки на груди.

– Я вообще не собиралась тебе рассказывать, – ответила она. – Я понимаю, как это звучит, но я очень давно приняла такое решение. Мне казалось, ты все забыла, и я не хотела тебе напоминать. Я не утверждаю, что поступила правильно, но таким был мой выбор. Я думала, что защищаю тебя.

Эмма наклонилась вперед и уперлась локтями в колени.

– Так что же заставило тебя изменить решение? – спросила она.

Ким положила руку на плечо сестры.

– Ты меня пугаешь, – сказала Ким. – Я увидела на твоем лице такое же выражение, какое было в то утро у мамы, и я…

– Иногда я смотрю на Брайана, и мне кажется, что он не мой сын, – перебила ее Эмма.

– Что ты хочешь сказать? – мягко спросила Ким, поглаживая сестру по спине.

– Может быть, дело в глазах, – ответила Эмма. – Или в том, как он морщит губы? Он выглядит, как Брайан, которого я родила, но мне кажется, это кто-то другой. Когда я держу его на руках с закрытыми глазами, я почти могу почувствовать разницу. – Она тихо заплакала. – Я знаю, как звучат мои слова. Я понимаю.

Ким наклонилась к сестре.

– Позволь мне сказать тебе то, что понимаю я, Эмма. Ты истощена. Тебе пришлось слишком рано выйти на работу. А когда ты была ребенком, у тебя отняли отца и мать. И меня не удивляет, что ты боишься потерять ребенка, которого любишь больше всего на свете.

Эмма выпрямилась и оперлась на плечо сестры. Она указала на сумку.

– К комнате Брайана примыкает пожарная лестница. Там есть закрывающиеся ворота, но мне кажется, этого недостаточно. Я хочу обмотать их цепями, думаю, это позволит мне чувствовать себя лучше, но я боюсь, что Аполлон мне запретит. Он будет возражать.

Ким обняла Эмму и посмотрела на сумку.

– Давай скажем ему, что это указание врача, – предложила Ким. – Я даже готова помочь тебе пристроить их на ворота.

Эмма улыбнулась.

– Ты хорошая старшая сестра, – сказала она.

Довольно скоро после этого они встали со скамейки. Эмма взяла сумку за одну ручку, Ким за другую, и они вместе понесли цепи домой.

Ким Валентайн любила и поддерживала сестру, очень хотела помочь и предложила ей принимать антидепрессанты. «Золофт». Одним из побочных эффектов являлся быстрый набор веса, но с Эммой почему-то произошло наоборот. Она перестала есть и потеряла шесть фунтов за две недели. Утром, как правило, Аполлон готовил на завтрак овсянку – быстро и сытно, – но только они с Брайаном доедали до конца свои порции. В это утро Эмма предложила приготовить завтрак. Скромный акт доброй воли. Аполлон его оценил.

Книга Харпер Ли уже несколько недель находилась у оценщика. Аполлон воспользовался услугами специалиста из Коннектикута, у которого была превосходная репутация среди продавцов редких книг, но высокие стандарты приводили к тому, что он работал медленно. Тщательно, как отвечал он всякий раз, когда Аполлон ему звонил, чтобы выяснить, не готово ли заключение. При других обстоятельствах Аполлон с уважением отнесся бы к такому подходу, но только не сейчас, когда он находился на грани срыва.

Иногда ночью ему начинало казаться, что оценщик хочет его обмануть и продать книгу – и плевать на мелкого черного бизнесмена. Но Аполлон обратился именно к нему из-за его безупречной репутации, о его скрупулезности и честности ходили легенды. Ладно, ладно, успокаивал себя Аполлон Кагва, однако напряжение и беспокойство давили на него, точно свинцовый фартук.

Брайан уже научился садиться и переворачиваться на живот. Когда он сидел или лежал на спине, он всегда радостно смеялся. Почти все заставляло его улыбаться, не только действительно смешные вещи, но и то, что оказывалось новым. Например, туфли. Мальчик считал забавными любые, и не имело значения, чьи они, Эммы или Аполлона. Стоило поставить перед ним туфлю, и он сразу начинал улыбаться. Аполлон сидел рядом и пытался понять, почему Брайану так нравится обувь. Мог ли у шестимесячного ребенка развиться фетиш ног? Ну, если уж быть точным, фетиш обуви. Но еще больше все усложняло единственное слово, которое Брайан умел произносить. Стоило поставить перед ним туфлю, как он расплывался в улыбке и говорил: «Бус!», что означало автобус.

Как виртуозной стрелок, Аполлон нашел свой телефон, навел камеру и держал палец на кнопке до тех пор, пока не получилось десять снимков. Он тут же загрузил их в Фейсбук. Такая практика стала постоянной шуткой на странице Аполлона. Те, кто оставлял комментарии (всего двое или трое), делали ставки, сколько версий следующей фотографии поместит Аполлон на свою страницу. Число двенадцать почти всегда оказывалось выигрышным, хотя Лилиан однажды предложила двадцать четыре и одержала победу. Она регулярно писала Аполлону и просила, чтобы он публиковал новые фотографии. А Патрис так же регулярно просил сократить их количество. (Раньше у тебя были и другие интересы, друг мой.)

Брайану исполнилось шесть месяцев, но Аполлон чувствовал себя так, будто сам постарел на пять лет. Он сидел на том же стуле, что и всегда, спиной к ближайшей трубе парового отопления, забившись в угол кухни, в потрепанных трусах и потертой футболке. Он ведь недавно принимал душ? Быть может, усталость имела определенный запах. Эмма наклонилась над тарелкой с холодной овсянкой и не поднимала глаз на мужа или сына. Делал ли «золофт» ее вялой, или на то существовали другие, более серьезные причины? Она заснула в одежде, которую не поменяла со вчерашнего дня, а джинсы стали ей настолько велики, что едва держались на талии, когда она встала.

«Скажи что-нибудь об этой фотографии…» – потребовал Фейсбук.

Аполлон послушно напечатал: НАШ ДОМ ПОЛОН СОЛНЕЧНОГО СВЕТА!

– Я хочу, чтобы мы окрестили ребенка, – заявила Эмма.

Она не поднимала глаз, когда произносила эти слова, и Аполлон сначала не понял, что она обращается к нему.

– Брайана? – уточнил Аполлон. – Ты имеешь в виду Брайана?

Эмма отвела взгляд от тарелки.

– Твоя мать говорит об этом с того самого момента, как он родился. Я считаю, что уже пора.

Аполлон откинулся на спинку стула. Брайан потянулся к туфле, которая находилась перед ним, и стукнул по ней рукой. Аполлон зачерпнул полную ложку овсянки и отправил ее в рот Брайана, тот проглотил еду и снова открыл рот.

– У него в последнее время такой хороший аппетит, – сказал Аполлон. – Я думаю, скоро он начнет быстро расти.

– Церковь находится за углом, – продолжала Эмма. – Холируд. Мы можем крестить его там. Я уже договорилась со священником. Отцом Хагеном. Он показался мне симпатичным.

– Когда? – спросил Аполлон.

Эмма посмотрела на часы на микроволновой печи.

– Сегодня, – ответила она. – Через час.

– Я рад, что ты предупредила меня заранее, – сказал Аполлон.