Бобби стоял возле стола.

– Что ты имеешь в виду?

Она повернулась:

– Я должна подумать, как мне жить со всем этим.

Он запаниковал.

– Хочешь уехать обратно?

– Да.

– Сейчас? После того, как мы признались в любви друг другу? Какая во всем этом логика?

Она подошла к столу, поставила чашку:

– Ты предлагаешь мне жить по твоим правилам, которые мне не подходят.

– Черт возьми! – Бобби расстроился. – Неделю назад ты говорила, что готова стать моей возлюбленной. Я выложил карты на стол, и ты, глядя мне в глаза, сказала, что готова это принять.

– Я помню, но это было до того, как я поняла, что влюбилась в тебя.

– Ты переоцениваешь любовь, – возразил он, теребя золотое кольцо на пальце. – Женщины вообще придают любви слишком большое значение.

Она отпила молока.

– Прежде чем я согласилась переехать сюда, я выложила свои карты на стол. Я сказала, что, если дело не пойдет, я хотела бы иметь право вернуться домой.

– И ты решила?..

– Не знаю, может быть.

– А как же ребенок?

– С этим мы определимся.

– Как?

– Неважно. Я же не исключаю тебя из жизни ребенка.

– О боже! – Он сунул левую руку в карман, словно хотел спрятать кольцо. – Как ты можешь даже обсуждать такое?

– Потому что я люблю тебя. И мне нужно, чтобы и ты меня любил.

– Я и люблю. Люблю!

– Нет, не любишь!

Бобби засунул руку еще глубже в карман:

– Ты осуждаешь меня, ты считаешь, что мои чувства к тебе ненастоящие.

Настоящие или нет, но он не хотел пожертвовать гордостью ради любви.

– Мне нужно время подумать, – ответила она.

Бобби дал ей два дня, и время пошло. Медленно тянущиеся часы убивали его, он не мог спать, не мог есть, не мог даже работать.

В девять часов пополудни он постучал в ее дверь. Джулианн открыла почти сразу. Она выглядела усталой, бледной и беззащитной.

– Привет, – сказал он.

– Привет.

Джулианн еле слышно вздохнула, и он понял, что она решила вернуться в Пенсильванию. Бросить его. Он увидел это по ее глазам.

Он вошел в дом, оба продолжали молчать.

Наконец Бобби поднял руку – на загорелой коже пальца остался бледный след от кольца.

Джулианн удивленно посмотрела на него:

– Ты снял его?

– Да.

– Почему?

– Потому, что я люблю тебя.

Она взяла его за руку.

– Значит ли это, что теперь ты поговоришь со мной о Шэрон? О значении кольца? О том, почему ты носил его все эти годы?

– Нет, я только имел в виду, что люблю тебя.

Она отпустила его руку:

– У тебя слишком много секретов, Бобби Элк. Слишком много проблем, которыми ты не хочешь со мной поделиться.

Оскорбленный, он расправил плечи.

– Тебе так легче, да? Уехать, как только жизнь становится жестокой?

– Легче? – взыграл ее ирландский гонор. – Да это самое трудное, что я когда-либо в жизни делала! Но, черт возьми, мне от тебя нужно нечто большее!

Он шепотом выругался.

– Я не был хорошим мужем. Моя жена заслуживала большего.

Джулианн замерла, глядя на него во все глаза.

– О боже всемогущий! Ты обманывал ее? Да, Бобби?

– Нет.

– Тогда что же?

Он пытался сказать ей, признаться, что убил Шэрон, но слова не шли у него с языка.

– Ничего, не бери в голову.

Она покачала головой, и он понял, что она сдалась.

– Я заказала место на рейс в понедельник.

– Так скоро?

– Мне слишком больно оставаться здесь. – Джулианн присела на краешек дивана.

Бобби хотелось обнять ее, но он только спросил:

– А как быть с твоей машиной?

– Я договорилась, что ее перегонят домой в Пенсильванию вместе с остальными моими вещами. – Она помолчала и вздохнула. – Извини, что не смогу закончить оформление бутика. Я оставлю тебе все свои файлы, у меня уже есть хороший задел.

Ему не нужен магазин. Ему нужна эта женщина. И его ребенок.

– А что насчет ребенка? – спросил он. – Будем таскать малыша туда и обратно?

– Мы будем делать все возможное и постараемся стать лучшими родителями.

– Разумеется. Я буду посылать тебе чек, достаточный, чтобы...

– Бобби...

– Не спорь, позволь мне по крайней мере помогать тебе.

Они смотрели друг на друга.

– Я буду скучать без тебя, – сказал он.

Глаза у нее наполнились слезами, голос прерывался:

– Я люблю тебя, Бобби. Больше, чем ты можешь себе представить.

Не в силах удержаться, он сел рядом с ней и протянул к ней руки.

Но она не упала в его объятья, не заплакала у него на груди, она лишь покачала головой, отказываясь от утешения, которое он ей предлагал.

– Прости меня, – сказал он.

– Тебе нужно идти, – отозвалась она, голос у нее слегка дрогнул.

Бобби покинул хижину, а потом долго стоял на ветру и молил Создателя остановить время. До понедельника.

Чтобы удержать ее здесь.

В понедельник Джулианн ждала на крыльце. Бобби предложил довезти ее до аэропорта, и он в любой момент мог заехать за ней.

Увидев приближающийся грузовичок, она крепко обхватила себя руками.

Бобби остановился возле крыльца и вышел из машины.

Ей вдруг захотелось обнять его и никогда не отпускать.

– Ты готова? – спросил он.

– Да.

Он взглянул на кожаный ранец:

– Это?

Она кивнула.

– Остальное в коробках.

Бобби потянулся за сумкой:

– Я оставлю этот дом только для тебя, не буду его сдавать.

Она оглянулась на хижину:

– Не нужно этого делать, Бобби. Он начал спускаться с крыльца.

– Я могу делать все, что хочу, это мой дом. Кроме того, я собираюсь прекратить обустраивать детскую.

– Да, конечно. Я чувствую себя так, будто оставляю здесь часть своего сердца.