– Спасибо, Петруха. – И дальше продолжаю громче: – Лейтенант, как додумался до того, чтобы шрапфугасы на высоту установить?

– Товарищ капитан, снизу фашисты прикрыты днищем автомобилей, бортами, шасси, моторами, а сверху только тент. И тент пропускает шрапнель, почти не уменьшая пробивную силу осколков, так урону больше.

– Ну, молодец лейтенант, благодарю за службу.

– Служу Советскому Союзу, товарищ комдив!

– Ну, все, давайте поужинаем. – Тем более, пока мы говорили, один из помощников Крамскова (Шогемоков вроде) принес на подносе три порции перловой каши, из тухватулинских запасов, и мы с аппетитом поужинали, запивая чаем на смородиновых листьях. После ужина ребятки засобирались, да и Маша пришла. Как только ребята вышли, мы тоже погасили «катюшу» и было легли спать, да не тут-то было.

– Товарищ комдив, извините, тут к вам сержант Майер вернулся, то есть вернулся к дивизии, а просится к вам на доклад, – кричит воспитанно с улицы дежурный штаба Нечипоренко (это я по голосу определил).

– Одевайся, Машунь, – говорю начтылу я, потом кричу Нечипоренке: – Сейчас, дайте одеться, ироды.

Ну и в положенное время в землянке появляются Майер и танкист.

– Товарищ капитан, разрешите обратиться?

– Давай, Нечипоренко, обращайся, хотя и так ясно, можешь идти в штаб, с Майером я сам поговорю. Проходи, товарищ сержант, присаживайся. Рассказывай!

– Значит, двадцатого июля я во главе вверенного мне спецвзода пошел в диверсионный набег. В координирующей беседе с остальными командирами ДРГ нашему взводу досталось северо-западное направление, поэтому мы сразу же в ночь двинулись в путь. Ночью и прохладней, опять же, противник по ночам не проявляет активность. Двадцать первого утром мы устроили засаду в пяти километрах от деревни Нинковичи; по показаниям встреченных нами местных жителей, на данном участке дороги ими были замечены частые передвижения колонн противника: из центральной усадьбы колхоза имени Берии гитлеровцы вывозили продовольствие, зерно, мясо, молоко и молочные продукты. Там была МТФ[133], ну и вообще склады.

Примерно в девять часов утра в сторону села Нинки проследовала колонна, примерно двадцать повозок, под охраной отделения гитлеровцев и двух десятков местных полицаев. То, что они полицаи, я понял по белым повязкам с надписями «Полиция порядка» на немецком языке. Можно было порезать их всех из пулеметов, но могли пострадать лошади, а лошади нам нужны. Вот мы и не стали нападать на врага, решили атаковать на обратном пути, когда гитлеровцы и их прихвостни будут с добычей. И действительно, после полудня колонна, нагруженная добром колхоза имени Берии, пошла обратно. К тому времени засада была готова, я разделил людей на три части: группа Либенскаускаса (трое бойцов) прикрывает нас со стороны Нинок, группа Уфимцева (пять бойцов и легкий пулемет) прикрывает нас со стороны города. Ну а посередине гитлеровцев ждет основная часть ДРГ.

Пока ждали колонну обратно, мы приготовились, нам нужны были живые лошади, но не нужны седоки, потому я распределил стрелков по телегам, то есть у каждого бойца была определенная повозка, и красноармеец обязан хотя бы со второго выстрела, но уничтожить возницу. Пулеметчикам Черемисиных и Туляпбергенову я поручил повозки, на которых ехали гитлеровские охранники (Майер, будучи сам этническим немцем, старательно избегал называть немцев немцами). Противник попытался дать нам отпор, но трудно остреливаться от сидящего в отрытом укрытии, когда сам находишься на открытом пространстве и укрыться никаких перспектив, да и большинство полегло от первых выстрелов, а ДП-27 на пятидесятиметровой дистанции шансов не оставляет никаких, потому сибиряк и туркмен справились с германцами самостоятельно, а полицаев отстреливали всем миром.

И гитлеровцы, и полицаи почти все уничтожены, двое бежали в лес, у нас погибло двое и ранено трое, двое тяжело, один в живот, другой в голову, бежавших я не стал преследовать, мы могли напороться в лесу на их пули.

В связи с тем что мы захватили большое количество провианта, я решил возвращаться в лагерь, бросать жалко. Вот потому всю ночь шли и сегодня шли лесными тропами весь день, так что первый наш рейд окончен, товарищ капитан.

– Благодарю за службу, сержант, все отдыхайте, а подводы разгрузим завтра.

– Разрешите идти, товарищ комдив?

– Да, Рудольф, иди.

Отмазал я Машутку от ночной приемки матблаг, ну, реэкспоприированного имущества Страны Советов. Значит, самое время приступать к… ну, к «Прощанию славянки». Короче, на этом месте Шехерезада (то есть я) промолчит.

23 июля 1941 года, где-то в Белоруссии

(в 100–150 км от Брестской крепости).

Просыпаюсь от стука в дверь, оглядываюсь, а рядом никого – знать, Маня ушла.

– Кто там? Войдите.

И в землянку просочился командир партизанской сотни (кавалеристы так окрестили свой эскадрон, по аналогии с партизанскими сотнями времен Гражданской, Ильиных наслушались) товарищ Бондаренко и с ним военврачиха, то есть военветврачиха Бусенко. Увидев последнюю, я чуть в осадок не выпал, ну как же она похожа на Бусинку, и ФИО такое же.

– Здравствуйте, товарищ комдив, разрешите обратиться? – говорит Бондаренко, а Бусенко молчит, напрягая этим меня.

– Товарищ лейтенант, вы уже как бы обратились, слушаю вас, – изворачиваюсь из ситуации я.

– Разрешите, мне с нашей сотней сделать небольшой рейд.

– Что за рейд и зачем?

– Для отработки взаимосвязи. Обещаем с врагом не связываться, просто до вечера будем в вольном походе притираться друг к другу.

– Не разрешаю, товарищ лейтенант. Сегодня ночью мы выходим всей дивизией в рейд, а если вы целый день будете скакать и рубить, к вечеру лошади устанут. Если, конечно, не раньше, а ночью они нам нужны полные сил. Но попробуйте взаимосвязь отработать, например, в пешем строю.

– Так точно! Разрешите идти?

– Да, Бондаренко, идите. Товарищ Бусенко, можно с вами поговорить?

Бондаренко свалил, а Анна осталась и говорит:

– Слушаю вас, товарищ комдив.

– А вы откуда, ну, родились где?

– Я из Таджикской ССР, город Ленинабад, слыхали?

– Да, товарищ Бусенко, слыхал, я в 24 километрах от него родился.

Блин (хотя я сказал тогда про себя совсем другое слово, правда, и оно начиналось на «БЛ»), вот ни хрена себе совпадения, прям не мир, а какой-то тупичок, где живут тридцать семей и все друг другу кто-то. Ну там родственники, враги, любовники и просто соседи. Вот вы поверите, что эта Бусенко не моя Бусинка?

Мы смотрим друг на друга напряженно, лично я фигею: неужели эта Бусенко моя Бусинка? Не много ли попаданцев на овальный миллиметр, тьфу, то есть на квадратный километр? Я скинхед, Маша… и теперь, на тебе, еще и Бусинка? Как быть, что делать, как жить? И я брякнул, ну, так сказать, пан или пропан (метан, этан, бутан – нужное выбрать):