склонен поставить элитный раскол, противопоставивший огромную часть активного политического класса и интеллигенции правящему режиму. Идейную и организационную подготовку осуществили партии и организации либеральной и социалистической ориентации, а также некоторые представители финансово-промышленной олигархии во главе с Александром Гучковым и земского движения, представленного руководством Земского и Городского союзов, а также Военно-промышленных комитетов. Именно эти каналы, как и каналы масонства, были основными для выхода оппозиционеров на армейскую верхушку, которые в решающей степени обеспечили успех переворота, начатого организованным на военно-промышленных и текстильных предприятиях пролетарским протестом и бунтом запасных частей Петроградского гарнизона. Именно высшие военные — генерал Алексеев, в первую очередь, — заставили Николая II отречься и пресекли подавление бунта.

В революции была повинна и действующая власть в лице императора Николая II. Однако вина его была не в том, в чем его чаще всего обвиняют: отсутствии либеральных реформ или предательстве национальных интересов в пользу Германии под влиянием «темных сил». Проводить либеральные реформы в условиях военного времени самоубийственно для любого государства, и император не был предателем. Его главная слабость заключалась в том, что он был хорошим монархом-венценосцем, монархом-чиновником, но не был монархом-политиком. Он вообще не был политиком в классическом смысле и не доверял политикам. Крупные политические фигуры были редки в окружении Николая II и чувствовали себя инородными элементами, как Витте или Столыпин. Он чрезмерно уповал на рок и покровительство Небесных сил, но слишком мало предпринимал усилий для завоевания симпатий элиты, проиграл информационную войну. Царь не уделил должного внимания настроениям улицы и актуализации массовой опоры власти, которая была — в лице основной массы населения. Наконец, он не проявил решимости бороться за власть до конца, что лишало силы порядка точки опоры, открывая простор революции…

Было много празднеств по поводу свержения «проклятого царизма». «Приличная» страна — от князей до чиновников — поклялась в верности Временному правительству Эйфория охватила интеллигенцию. Временное правительство занялось общедемократическим законотворчеством. Были сняты ограничения гражданских прав, в том числе для солдат и инородцев, гарантированы свобода собраний и создания общественных организаций, отменена смертная казнь и т. д. «От Радищева через декабристов, Герцена, «Народную волю», великих русских писателей, безымянные тысячи культурной молодежи, уходившей на каторгу во имя освобождения народа, через 1905 год и Государственную думу — прямая дорога вела к весенним дням 1917 года»[2507], — восторгался Керенский.

Однако уже через насколько месяцев этого правительства не станет, у него не окажется защитников, к власти придет ультралевая маргинальная партия, которая установит свою безраздельную диктатуру, а страна окажется ввергнута в братоубийственную гражданскую войну. Почему?

Революцию подготовила и осуществила группа элиты — олигархической и интеллигентской, — воспользовавшаяся трудностями войны для установления собственной власти, при этом не понимавшая природы власти и той страны, которой намеревалась управлять. Отцы революции не вполне себе отдавали отчет в возможных последствиях разрушения российского государства и выпуска на волю раскрепощенной энергии масс, да еще в условиях тяжелейшей войны. В течение нескольких дней февраля-марта 1917 года была разрушена российская государственность, а с ней и великая страна.

Действуя в твердом убеждении, что представители прежней власти по определению являются некомпетентными, антинародными и склонными к предательству элементами, Временное правительство в здравом уме и твердой памяти самостоятельно ликвидировало весь государственный аппарат России, оставив потом большевиков с их идеей слома старой государственной машины практически без работы. «Россия весной 1917 года явила миру уникальный пример правительства, порожденного революцией, устранившего прежний аппарат управления прежде, чем оно (правительство) смогло бы заменить его структурами собственного производства»[2508], — с полным изумлением констатировал Ричард Пайпс. Причем следует подчеркнуть, что программа разрушения администрации и правоохранительных структур осуществлялась вовсе не под давлением Советов. Как отмечал член Государственного совета, ближайший сподвижник Столыпина Сергей Крыжановский, это была «та самая программа управления Россией, которую в 1906 г. представители кадетской общественности выдвигали в переговорах со Столыпиным об образовании общественного кабинета»[2509].

Исчезла вертикаль исполнительной власти. 5 марта премьер Львов сделал телеграфное распоряжение о повсеместном устранении от должностей губернаторов и вице-губернаторов и замене их временно председателями губернских земских управ, о возложении на председателей уездных земских управ обязанностей уездных комиссаров Временного правительства, а также о замене полиции милицией, организуемой местным самоуправлением. 7 марта премьер Львов говорил: «Временное правительство сместило старых губернаторов, а назначать никого не будет. В местах выберут… Будущее принадлежит народу, явившему в эти исторические дни свой гений»[2510]. В регионах в результате остались главы земств, которые в прошлом умели только распределять получаемые из центра деньги на небольшие социальные и образовательные программы. Одновременно повсеместно возникли Советы, воспроизводя ситуацию двоевластия на местах.

На деле же получалось многовластие, что тождественно безвластию: административные функции осуществляли некие комитеты общественных организаций, куда на непонятных основаниях входили и Советы, и подновленные органы земства, и профсоюзы, и все наличные партии и общественные группы. Можно было восторгаться гением народов, возрождением стародавних соборной или вечевой традиций, но машина местной администрации в России перестала функционировать. Керенский был в ужасе: «Огромные пространства страны попали в руки абсолютно неизвестных людей!»[2511].

Временное правительство полностью уничтожило российскую правоохранительную систему. Были упразднены не только полиция, но особые гражданские суды, охранные отделения, отдельный корпус жандармов, включая и железнодорожную полицию. На места были разосланы инструкции о создании отрядов народной милиции под командованием армейских офицеров, выбранных земствами и Советами. Дееспособность такой милиции была нулевой, тем более что в нее в массовом порядке стали записываться криминальные авторитеты, выпущенные на волю в рамках всеобщей политической и уголовной амнистии. Как отмечал Борис Никитин, которому пришлось воссоздавать военную контрразведку, тоже уничтоженную, «февральская революция с корнем вырвала не только политическую полицию, но и все органы государства, ограждавшие общество от всякого рода нарушителей закона, деяния, которые везде и при любом строе караются суровым судом»[2512].

Функции охраны порядка все больше приходилось брать на себя вооруженным силам, которые оказались в состоянии прогрессирующего разложения. И без большевистской пораженческой пропаганды первые недели после революции прошли под лозунгами очищения воинских частей от неугодных начальников, сотни из них лишились жизни. Начались массовые братания с противником, отказы выполнять приказы, дезертирство. Ставший Верховным главнокомандующим Алексеев 16 апреля информировал военного и морского министра Гучкова: «Дезертирство не прекращается… Дисциплина в армии падает с каждым днем все больше и больше; виновные в нарушении воинского долга относятся к грозящим им уголовным карам с полным равнодушием, основанным, по-видимому, на ожидаемой безнаказанности… Авторитет офицеров и начальников пал, и нет сил восстановить его»[2513]. По подсчетам генерала Головина, уже в весенние месяцы 1917