бригады генерал Человский, командир сибирской казачьей сотни, несчитанное количество других офицеров. И вновь — поголовные аресты чиновников и представителей силовых структур, освобождение уголовников, которые моментально повели толпу громить лавки.

В Нижнем Новгороде организовался Исполнительный комитет, по решению которого были арестованы губернатор, вице-губернатор, все сотрудники администрации и правоохранители. Под радостные крики толпы с губернаторского дома был сбит царский герб и на его место водружен красный флаг.

Из Астрахани городской голова Лихов, ставший председателем Исполнительного комитета, 4 марта информировал Временное правительство: «Комитет при содействии войск в интересах общественной безопасности сместил губернатора, вице-губернатора, полицмейстера, закрыл жандармское управление, подвергнув всех личному задержанию, также председателя астраханской народно-монархической партии Тихоновича-Савицкого и других лиц. Полиция заменена милицией и войсковыми частями, поступившими в распоряжение Исполнительного комитета»[2481]. Тот же сценарий в Екатеринбурге — толпа овладевает городом, разоружает полицейских и с пением революционных песен идет освобождать заключенных из тюрьмы. В Иркутске Комитет общественных организаций изначально возглавил вышедший из тюрьмы меньшевик Ираклий Церетели, который взял на себя отстранение генерал-губернатора Пильца и других представителей администрации, роспуск полиции.

В Киеве, где 3 марта было относительно тихо, создавался Совет объединенных общественных организаций во главе с кадетом Старо-домским, началось формирование Совета на базе местной рабочей группы ВПК. Прошли первые демонстрации, где красные флаги сразу соседствовали с желто-голубыми, а лозунги демократии с лозунгами украинской автономии, которые вскоре трансформируются в призывы к отделению. Уже 4 марта возникнет Украинская Центральная Рада во главе с лидерами Товарищества украинских прогрессистов (поступовцев) и Революционной украинской партии, провозгласившими, что час пробуждения Украины настал. Харьков бурлил: забастовка 3 марта переросла в мощную демонстрацию, которая двинулась к зданию гор-думы на Николаевской площади, а оттуда, как и везде — к тюрьме[2482].

В Закавказье его наместник Николай Николаевич оказался одним из первых, кто признал власть Временного правительства, от имени которого сразу начал выступать тифлисский городской голова Хатисов. Великий князь, 3 марта подписавший приказ о своем вступлении в должность Верховного главнокомандующего, уверил Хатисова, что «всегда стоял за необходимость перемен». Встретившись с руководством городской Думы, дворянского собрания, редакторами газет и лидерами партий, среди которых были и меньшевики, он заверил их в поддержке нового строя и призвал к сохранению порядка[2483]. Из Тифлиса Николай Николаевич направится в Могилев, но так никогда и не приступит к работе в должности Верховного. Через неделю князь Львов и Гучков заставят его отказаться от этого поста — им не нужны были представители династии Романовых на высших постах. Тогда же все свои должности потеряют все великие князья. Равно как и лишатся всех своих владений.

Еще до отъезда Николая Николаевича его заместитель по гражданской части генерал Орлов направил губернаторам распоряжение, в котором говорилось, что ВКГД сосредоточил «власть в своих руках до того момента, пока не будет восстановлено правительство, основывающее свои полномочия на законе. При создавшихся условиях главнейшей задачей всех должностных лиц и учреждений является стремление всемерно поддержать на местах спокойствие и порядок в ожидании дня, когда будет восстановлено нормальное течение государственной жизни»[2484]. Такого дня уже не наступит. 3 марта началась всеобщая забастовка в Баку, закрылись заводы, нефтепромыслы, учебные заведения и магазины. Толпа заняла здание городской Думы. Ее голова Быч возглавил процесс образования временного Исполнительного комитета общественных организаций из представителей гордумы, Военно-промышленного комитета, биржевого комитета, формируемого Совета.

В Туркестанском крае никаких волнений пока не наблюдалось. 3 марта Генерал Куропаткин, к которому явилась делегация жителей Ташкента, ответил ей, что ни о какой революции не знает и будет выполнять распоряжения новой власти, когда получит соответствующее указание от императора. Опубликованных актов об отречении оказалось достаточно. На следующий день соответствующим приказом Куропаткин объявил, что «Государственная дума в лице Исполнительного комитета взяла управление страной в свои руки с целью восстановления государственного и общественного порядка и напряжения всех усилий России к обеспечению победы над нашим внешним врагом». Признав Временное правительство «вполне законным», он предписал «всем подчиненным мне лицам и учреждениям в точности исполнять все распоряжения, исходящие от соответствующих органов нового правительства»[2485]. Вновь явившейся к нему городской депутации Куропаткин разъяснил: «Была на Руси смута. Теперь образовалось новое твердое правительство, которому вы должны повиноваться. Вам при новом порядке будет жить легче, но это надо заслужить»[2486].

Безусловно, возникает вопрос: почему режим пал столь стремительно, почему не действовали его многочисленные сторонники?

Следует заметить, что революцию в тот момент приветствовали даже некоторые убежденные монархисты. Иллюстрацией их логики и настроений может служить запись из дневника идеолога монархической государственности Тихомирова: «Судя по известиям, можно надеяться, что Временное правительство поддержит порядок и защиту страны. Если это будет так, то нужно будет признать, что переворот произведен замечательно ловко и стройно. Впрочем, ясно, что бесконечно громадное большинство народа — за переворот. Видно, всем уже надоело быть в страхе за судьбу России. Несчастный Царь, может быть — последний. Я думаю, однако, что было бы практичнее ввести монархию ограниченную. Династия, видимо, сгнила до корня… Я думаю, что основная причина гибели царя — его ужасная жена. Но, конечно, не погибать стране из-за нее»[2487]. То есть среди монархистов были такие, кто разделял возмущение прогрессивной общественности «темными силами», надеясь при этом на переход к ограниченной монархии.

Весьма сомнительно также, чтобы переворот поддержало громадное большинство населения. Конечно, опросов на этот счет никто не проводил. Были описанные восторги, особенно — в Таврическом дворце, в революционной среде, в тюрьмах. Без сомнений, революцию на первых порах поддержало — и участвовало в ней — подавляющее большинство интеллигенции. Однако и ее настроение было весьма тревожным и быстро менялось. «Лик русского народа то улыбается восхитительной улыбкой, то корчит такую пьяную и подлую рожу, что только и хочется в нее плюнуть и навеки забыть о таком ужасе!»[2488] — написал уже 3 марта в дневнике Александр Бенуа. Но что могла сделать интеллигенция? Либо страдательно наблюдать, как делало большинство. Либо присоединиться и возглавить, что и сделает радикальное меньшинство.

Абсолютная масса населения — крестьянство. История не зафиксировала случаев бурного празднования отречения в деревнях. Генерал Дубенский описал такой эпизод на одной из станций по пути в Могилев: «В самом вокзале, в зале первого класса, совершенно пустом, ко мне подошел какой-то человек, лет 40, по виду, одежде и разговору торговый человек или состоятельный крестьянин. Он поклонился, затем очень тихо спросил меня:

— Простите, позвольте узнать, неужели это Государя провезли?

Я ответил, что да, это проследовал Его Величество