то последний, указывая на 1-ю батарею, ответил: «Ваше превосходительство, это не я, это они – сегодня день артиллеристов».

От станицы Дядьковской до станицы Успенской

На площади авангард был встречен крестным ходом, все хотели видеть генерала Корнилова, но когда узнали, что он убит, то начали расходиться. Многочисленные раненые затрудняли движение, и пришлось решить тяжелый вопрос об их оставлении, дабы спасти армию. Оставлялись лишь тяжело раненные, станичному атаману давались средства, и за это в станице были оставлены захваченные армией заложники: комиссары и большевики. В батарее был оставлен тяжело раненный прапорщик Беляев Александр, других же временно возили с собою. Здесь же часть офицеров пошла на пополнение Офицерского полка (очерк будет дан ниже). Пехота начала двигаться на подводах, батарее пришлось очень часто работать с 1-м Кубанским стрелковым полком. В Успенской умер от ран штабс-капитан Альдингер.

Пеший взвод батареи

Еще в станице Ольгинской, после сдачи орудий другой батарее, из свободных номеров при батарее был сделан пеший взвод для ее прикрытия в боях. Командиром назначен поручик Н. Боголюбский, и во взвод вошли: помощником командира – прапорщик Иванов Николай, фельдфебелем прапорщик Суханов и прапорщики Буйков, Трифонов[385], Златковский[386], Макаревич[387], Бороздин[388], Лускино[389], Комаров, Крживоблоцкий[390], Колтыпин[391], Сурин[392], Терентьев[393], Попов, Степанов[394], Михайлов Николай, Михайлов Федор[395], Сергиевский[396], Широков[397], Зарубин[398], Раскин[399], Земчихин[400] и другие, около 30 человек.

Взвод во всех боях, всегда был прикрытием батареи со всех сторон и зачастую наступал как самостоятельная пехотная единица. Во время же тяжелых переходов, по малопроходимым местам или даже совсем без дорог, взвод был рабочей силой, который на себе вытаскивал орудия из грязи, строил мосты и настилал гати. В Дмитриевке взвод был расформирован, и тогда часть его чинов попали в 1-й Офицерский полк.

2-я рота (артиллерийская) 1-го Офицерекого полка[401]

Отдохнув после боя несколько часов в Медведовской, части перешли в станицу Дядьковскую. Здесь была сформирована 2-я рота 1-го Офицерского полка, названная «артиллерийской». Состав ее получился очень небольшой, не более 60 человек. Из основной Юнкерской батареи в роту вошли прапорщики Анихимовский[402], Гемпель, Зарубин, Комаров, Колтыпин, Климентьев, Лускино, Сурин, Терентьев и Флавицкий[403]. Командиром роты был полковник 6-го Восточно-Сибирского стрелкового полка Коротаев[404], командирами взводов: капитаны Чунихин[405] и Анкудинов[406]. Рота была бы больше, если бы все назначенные в нее явились бы, но этого не случилось, т. к. ездовых из Кубанской батареи генерал Марков взял в свой конвой, а оставшимся он предложил идти в 1-й Офицерский или в 1-й Кубанский стрелковые полки. Так, в последнем полку были прапорщики: Далингер[407], Цветаев[408], Жердев и Овчинников[409]. Генерал Марков осмотрел роту и сказал: «Вы мой последний резерв».

Из станицы Дядьковской до станицы Бейсугской совершили спокойно переход походным порядком, потом уже все переходы совершались на подводах. В ночь на 5 апреля в полной темноте перешли железную дорогу, сделав привал в Журавских хуторах, а 7-го выступили из Бейсугской утром, чтобы опять пересекать железную дорогу у Бекешевской. Нашу роту рассыпали в цепь, в ожидании появления бронепоезда. Лежали долго и совершенно зазябли. Поезд подошел только перед рассветом, но оказался товарным составом.

Отсюда пошли далее и спокойно до станицы Ильинской, где простояли с вечера 8-го до утра 12-го. 10-го утром роты заняли позиции и слегка окопались, т. к. «товарищи» должны были наступать. К 14 часам их цепи появились и начался бой, но их скоро отбили, и преследовать пошла 2-я бригада.

13 апреля пришли в станицу Успенскую, где 14-го или 15-го генерал Деникин сделал смотр 1-й бригаде. За последние переходы я заскорузлыми японскими сапогами с грубыми швами растер ноги и загрязнил раны заношенными портянками. Получились язвы и опухоль. Сапог я надеть не мог и на смотр выходил в глубоких резиновых галошах, которые одолжил мне хозяин-казак. В таком виде был и в церкви. За эти дни получили пополнение в роту из нескольких казаков. Среди них был молодой казак Яшка Буханцев. Потом его всегда спрашивали: «Яшка! За что ты воюешь?» Он неизменно отвечал: «Воюю за хорошую революцию». Чем была плоха происходившая революция и почему она ему не нравилась, он объяснить не мог.

В эти же дни появился в Успенской разъезд донцов из станицы Егорлыцкой, привезя важные известия с Дона. Видеть этот разъезд все были рады.

В ночь на 16 апреля бригада выступила в направлении на село Горькая Балка. Предстояло опять переходить железную дорогу, и наша рота остановилась у стожков сена, почти у самого переезда. Генерал Марков с плетью стоял на переезде и торопил обозных скорее проезжать, иногда сам подхлестывал лошадей. Вдруг, нарушая порядок всего движения, с шумом и громом вылетело несколько повозок. Генерал Марков крикнул: «Стой! Что за сволочь сюда выперлась?» С повозок ответили: «Члены Рады». Марков ответил: «Что члены – вижу сам, а чему рады в такой обстановке, в толк не возьму. Проваливайте к черту».

Когда рассвело, рота пошла по дороге на Горькую Балку. Долгое время пришлось идти под артогнем с броневика. В занятой с боя Балке был привал, и наша рота два раза выходила за село для встречи конного отряда красных, но он не пришел.

Из Горькой Балки перешли в станицу Плосскую, где переночевали и 17-го к вечеру были в Лежанке. Утром 19 апреля генерал Марков повел бригаду против наступающих от села Лежанка большевиков. Произошел короткий встречный бой, и красные смешались и начали поспешно отступать. Лежанка была взята. Хаты были без хозяев, все бежали, но везде было много молочных продуктов, приготовленных к Пасхе. Все навалились на еду, и многие наелись до рвоты. Вечером выступили в Лежанку. День этот был Великий Четверг.

Колтыпин, Сурин, Климентьев, Лускино и я были в первом отделении 2-го взвода и все время держались вместе и на походе в повозке, и на ночевках. 20-го «товарищи» повели наступление и наша рота (слева и инженерная), пошли навстречу цепям. Шли по пахоте. Когда остановились, по возможности окапывались, но лопатки для этого были редко у кого. Весь день пролежали под их огнем, а к вечеру красные стали сбиваться в толпы. Были видны конные, которые метались между толпами, видимо, пытавшиеся руководить этими бандами, но безуспешно: все повалило в Лежанку. Мы провели весь день почти не стреляя, а