Т. к. взводы в это время почти не стреляли, то орудие есаула Золотарева оставили на указанной позиции, а штабс-капитана Шперлинга выдвинули за бугорком вперед и вправо, где находился общий для всех наблюдательный пункт. Задача – поддерживать наступление Офицерского полка на кожевенные заводы и отгонять бронепоезда противника.

Снарядов было очень мало, не более 1500 на все батареи, и подвоза ждать было неоткуда. Наблюдательный пункт был на бугорке и подвергался сильнейшему огню всех видов. Приходилось лежать, телефонистам приказано было вырыть окопчик и укрыться. Среди них был убит капитан Яницкий, начальник команды, и ранен пулей в живот прапорщик Баянов[381].

Наша пехота вела сильнейший бой и несла огромные потери; батарея поддерживала ее, из-за отсутствия снарядов, редким огнем. К вечеру, после упорного боя, в атаках которого участвовали генерал Марков и полковник Неженцев, ведший свой полк с оркестром, была занята окраина города, кожевенные заводы и «Сады», а отдельные патрули подходили даже к Красной улице. Бой не смолкал ни на минуту, даже ночью. Трескотня пулеметов и винтовок сливалась в один общий звук, издали напоминающий клокотание кипящей воды. Орудийный гул слился в протяжные и неумолкаемые раскаты грома. Большевики не жалели снарядов и выпускали их в день до десяти тысяч, о ружейных патронах говорить не приходится.

Генералу Корнилову был нужен Екатеринодар, как центр Кубанской области и как город, имеющий большие запасы всего. По приказанию генерала Корнилова, 1-я батарея передала 2-й батарее 20 снарядов. Убит доблестный командир корниловцев полковник Неженцев, а в третьем орудии поручик Руссецкий.

30 марта на ферме состоялся военный совет, где, после обмена мнениями, генерал Корнилов назначил атаку города на рассвете 1 апреля. К молочной ферме подошли резервы – партизаны и казаки, ферма обстреливалась, подошедший наш 2-й взвод был вызван на позицию, заняв ее уступом назад и левее 1-го взвода. Приказано было построить параллельный веер и рыть окопы, что было в диковинку. Мимо проходили и проносили многочисленных раненых. Ходил слух, что красные начали эвакуацию города. К вечеру в батарее осталось 4 шрапнели и 3 гранаты, и пошел слух, что перед атакой всех артиллеристов вооружат винтовками и, оставив караул у орудий, пустят пеших цепью в атаку, а конных – как конницу.

31 марта, в течение дня, наши передки несколько раз меняли свое место, дабы избежать потерь, а сама ферма, находящаяся правее батареи, обстреливалась редким артогнем противника. Все наблюдали за разрывами, и неожиданно один снаряд попал прямо в ферму, подняв клубы дыма красного цвета от кирпичей. Посмотрев на это, все сказали: «Здорово, видно, офицер руководит стрельбой» – и на этом успокоились, прикурнули у пушек, в ожидании приказаний.

Гудок телефона – и мы узнали, что в доме фермы убит наш вождь. Весть с быстротой молнии облетела всех и, конечно, подействовала удручающе на дух и общее настроение. К ферме прибыл генерал Алексеев и отдал приказ. Генерал Деникин немедленно вступил в командование и приказал начать отход.

В батарее все были потрясены потерей своего вождя, с наступлением темноты расселись вокруг костра. Бой как будто бы начал стихать. В это время был ранен пулей в глаз юнкер Гайлер[382]. Стали устраиваться на ночь, как пришел приказ об отступлении. Тихо взялись назадки и все молча и понуро двинулись на сборное место, к ферме. Подошли пехотные части и говорили, как они вели бой на улицах города. Большевики открыли огонь и бросились на отходящих. Но жизнь шла своим чередом, и армия в темную ночь уходила от Екатеринодара в неизвестность.

Отход от Екатеринодара и колония Гначбау

1-я батарея, выйдя из подчинения генералу Богаевскому, у фермы присоединилась к генералу Маркову. Армия шла двумя колоннами: пехотные бригады на Ново-Величковскую, а обозы – на Ново-Титаровскую, но из-за присутствия там сильного отряда красных приказано двигаться на Марьяновские хутора. Для охраны главных сил был выделен особый отряд из двух наших орудий, пешего взвода у пулемета, усиленный неколькими офицерами из 1-го Офицерского полка и под командой подполковника Михайлова. Другой взвод шел в общей колонне через хутора Марьяновские и Мышастовские на переправу через реку Понуру, у станицы Андреевки. Оба взвода соединились в колонии Гначбау.

Смерть генерала Корнилова и потеря 2/3 боевого состава тяжело отразились на духе армии. Этому еще способствовали разговоры и критика действий командующего со стороны некоторых членов Кубанской Рады, заговоривших о распылении по станицам. 2 апреля было приказано сократить обозы, оставить часть раненых, батареям испортить по два своих орудия и остаться при двух. Но потом нашей приказано оставить одно и, по возможности, прислугу третьего орудия посадить на лошадей, для прикомандирования орудия к 3-й конной бригаде.

1-е орудие составили орудие и ящик штабс-капитана Шперлинга; 3-е и 4-е составили 2-е орудие поручика Казанли и ящик под командой капитана Сапежко[383], а 3-е орудие есаула Золотарева пошло в конную бригаду, куда выступило вечером по дороге на станицу Тимашевскую, где на железнодорожном мосту колонна попала под огонь, и по приказанию генерала Эрдели орудие было брошено, о чем было приказано еще до выхода. Сняв замок и панораму, артиллеристы присоединились к штабу бригады.

Бой под Медведовской[384]

31 марта не стало генерала Корнилова. Осиротелая горсточка бойцов – первых добровольцев еще по инерции атаковала красный Екатеринодар. Один против ста, одна шрапнель против тысячи и один патрон пулемета или винтовки – против десяти тысяч. Из старших начальников почти все были убиты или ранены. В ротах оставалось по нескольку стрелков.

За стеной кожевенных заводов залегли несколько десятков юнкеров и чинов Офицерского полка. Пулеметы матросов со стороны казарм били неумолчно, туча листьев неслась, сбиваемая пулями. На батарее полковника Миончинского осталось 4 гранаты, и нечем было поддержать редкую цепочку партизан и корниловцев, окопавшуюся впереди батареи. В дыму разрывов бризантных гранат и шрапнелей неиствовавших красных бронепоездов лежали на земле последние добровольцы, дожидаясь приказа о решительном штурме или смерти.

На левом фланге, в редких перелесках фруктовых садов, все чаще и ближе лязгали винтовки: там красные все глубже охватывали конницу генерала Эрдели, стремясь прижать всю армию к Кубани.

Такова была обстановка, когда генерал Деникин решил взять на себя смелость отдать первый раз в Корниловском походе, приказ об отходе. Он решил спасти последнюю горсть добровольцев, выведя ее из окружения. Задача казалась неразрешимой, красные заняли все населенные пункты вокруг, сосредоточив броневые поезда на всех возможных переходах добровольцев через железные дороги за ночь.

Армия стянулась к немецкой колонии Гначбау, где