нового предприятия (впрочем, Бубис обычно поправлял тех, кто говорил о «новом предприятии», ибо для него это было все то же старое издательство, которое возвращалось к жизни после длинной и нежеланной паузы) стала поистине заразительной.

На церемонии открытия издательства, на которой присутствовали власти, артисты и политики Гамбурга, не говоря уж о делегации английских чиновников, любителей романного жанра (хотя, увы, более любителей жанра детективного или георгианского варианта романа про лошадей или филателистического романа), и представителей не только немецкой, но и французской, английской, голландской, швейцарской и даже американской прессы, его невеста, как он ласково называл ее, была представлена публике, и ей выразили всяческое почтение, впрочем одновременно удивляясь эдакой оказии: все ждали, что то будет женщина сорока или пятидесяти лет, из интеллектуалов; другие думали, что речь идет, как это было принято в семье Бубисов, о еврейке; а другие, руководствуясь опытом, думали, что это всего лишь еще одна шутка, на которые господин Бубис был, как все знали, весьма горазд. Однако все оказалось очень серьезно, и это стало понятно во время приема. Женщина была не еврейкой, а стопроцентной арийкой, также ей исполнилось не сорок, а лишь тридцать с небольшим лет, хотя выглядела она максимум на двадцать семь, и два месяца спустя шутка или шалость Бубиса превратилась в факт: тот женился, со всеми мыслимыми почестями и окруженный элитой города, в дряхлом и ремонтируемом здании мэрии, а гражданскую церемонию — незабываемую, уж поверьте! — провел ради такого случая сам мэр Гамбурга, коий, пользуясь случаем и безудержно льстя, назвал Бубиса блудным сыном и образцовым гражданином.

Когда Арчимбольди приехал в Гамбург, у издательства, в стремительном развитии своем еще не достигшем высот, которые господин Бубис назначил второй долгосрочной целью (первой стало преодоление дефицита бумаги и поддержание сети дистрибуции по всей территории Германии, а остальные восемь знал только господин Бубис), тем не менее дела шли весьма неплохо, а его хозяин и господин чувствовал себя удовлетворенным и усталым.

В Германии стали появляться писатели, заинтересовавшие господина Бубиса, по правде говоря, не настолько, точнее, не настолько сильно и даже близко не так, как его интересовали немецкоязычные писатели на первом этапе (к которым он оставался похвально лоялен), однако и некоторые из новых оказывались в своем роде неплохи, пусть среди них не видно было (а может, господин Бубис, как он сам признавался, не мог увидеть) нового Дёблина, нового Музиля, нового Кафки (хотя, если бы появился новый Кафка, говорил господин Бубис, посмеиваясь, но с глубокой печалью в глазах, меня продрала бы дрожь), нового Томаса Манна. Собственно, старые авторы и составляли, скажем так, основу каталога и неисчерпаемый ресурс издательства, однако также уже высовывались авторы новые, работники неисчерпаемой каменоломни немецкой литературы, не говоря уж о переводах с французского или английского, которые в те времена и после длительной нацистской книжной засухи обзавелись верными читателями, гарантировавшими успех предприятия или, по крайней мере, то, что издательство не уходило в минус.

Ритм работы в любом случае был если не безумным, то совершенно точно жестким, и когда Арчимбольди зашел в издательство, то первым делом подумал, что господин Бубис, с таким-то количеством дел, его не примет. Однако тот заставил его прождать всего десять минут и пригласил в кабинет, который Арчимбольди никогда не забудет: книги и рукописи, за недостатком места на полках, громоздились кучами и башнями на полу, причем некоторые кренились под собственной тяжестью так, что превращались в арки, — там царил хаос, который отражал мир, богатый и изумительный, несмотря на войны и несправедливости, то была библиотека великолепных книг, которые Арчимбольди всей душой желал бы прочитать: первые издания великих авторов с автографами и посвящениями лично господину Бубису, книги по дегенеративному искусству, которые другие издательства уже стали выпускать в Германии, книги, опубликованные во Франции, и книги, опубликованные в Англии, издания в мягких обложках, появившиеся на свет в Нью-Йорке, Бостоне и Сан-Франциско, и это помимо американских журналов с легендарными названиями, которые для молодого и бедного писателя составляли натуральное сокровище и гляделись признаком безмерного богатства и превращали кабинет Бубиса в подобие пещеры Али-Бабы.

Также Арчимбольди никогда не забудет первый вопрос Бубиса, последовавший после формального представления друг другу:

— Какое ваше настоящее имя, потому что вы, естественно, не можете зваться так?

— Это мое имя, — ответил Арчимбольди.

На что Бубис возразил:

— Молодой человек, вы что, считаете, годы в Англии и мой возраст в целом сделали меня идиотом? Никто так не зовется. Бенно фон Арчимбольди. И вообще, имя Бенно — подозрительное.

— Почему?

— Вы не знаете? Правда не знаете?

— Клянусь — нет, — уверил его Арчимбольди.

— Да из-за Бенито Муссолини, божий вы одуванчик! У вас голова есть или нет?

Тут Арчимбольди подумал, что потерял время и деньги из-за этой поездки в Гамбург, и уже видел себя садящимся тем же вечером на ночной поезд в Кельн. Если повезет, завтра утром он уже будет дома.

— Меня назвали Бенно в честь Бенито Хуареса, — сказал Арчимбольди, — думаю, что вы знаете, кто такой Бенито Хуарес.

Бубис улыбнулся.

— Бенито Хуарес, — пробормотал он, все еще улыбаясь. — Значит, Бенито Хуарес, да? — сказал уже погромче.

Арчимбольди кивнул.

— Я думал, вы мне скажете, что в честь святого Бенедикта.

— Не знаю такого святого.

— А я вот знаю сразу трех, — сообщил Бубис. — Святого Бенедикта Аньянского, который реформировал орден бенедиктинцев в девятом веке. Святого Бенедикта Нурсийского, который основал орден своего имени в шестом веке, коего также знают как «Отца Европы», опасный какой титул, не находите? И святого Бенедикта Мавра, который был черным, в смысле, негром, родился и умер на Сицилии в шестнадцатом веке и принадлежал к францисканскому ордену. Какого из троих вы предпочитаете?

— Бенито Хуареса, — сказал Арчимбольди.

— А фамилия, Арчимбольди, не хотите же вы сказать, что у вас в семье все так прозываются?

— Я так прозываюсь, — сказал Арчимбольди, и ему до смерти захотелось развернуться спиной к этому пребывающему в дурном настроении человечку и выйти не прощаясь.

— Никто так не прозывается, — ответил ему Бубис с неохотой. — Думаю, что в этом случае речь идет о фамилии, взятой в честь Джузеппе Арчимбольдо. И с чего это «фон»? Бенно не хочет быть просто Бенно Арчимбольди? Бенно хочет увековечить свое германское наследие? Вы откуда, простите?

— Из Пруссии, — сказал Арчимбольди, уже поднимаясь со стула.

— Подождите минутку, — зарычал Бубис, — прежде чем вы отправитесь в гостиницу, я хочу, чтобы вы увиделись с моей женой.

— Я не иду ни в какую гостиницу, — сказал Арчимбольди. — Я возвращаюсь в Кельн. Прошу вернуть мне рукопись.

Бубис снова улыбнулся:

— Еще успеете.

Затем он позвонил в звонок и, прежде