это бесчеловечное средство заглушать требования природы и уничтожать в самом зародыше надежды будущих поколений. В отправлении домашнего правосудия римские аристократы обнаруживают необыкновенную чувствительность ко всему, что касается их собственной личности, но к остальным представителям человеческого рода относятся с презрительным равнодушием.

Если они прикажут принести теплой воды, а раб замешкается в исполнении этого приказания, его тотчас наказывают тремястами ударами плети; но если раб совершит предумышленное убийство, его повелитель кротко заметит ему, что он большой негодяй и что ему не избежать наказания, если такое преступление повторится. Гостеприимство когда-то принадлежало к числу римских добродетелей, и каждый чужеземец находил помощь в несчастии и щедрые награды, если отличался личными достоинствами. А в настоящее время, если какой-нибудь чужеземец, даже из тех, которые занимают не последнее место в обществе, входит в первый раз в дом одного из высокомерных и богатых сенаторов, его сначала принимают с такими дружескими приветствиями и с таким сердечным участием, что он уходит очарованным приветливостью своего знатного друга и сожалеет только о том, что так долго откладывал свою поездку в Рим — этот натуральный центр не только верховной власти, но и хороших манер. Будучи уверен в хорошем приеме, он повторяет свое посещение на следующий день и с прискорбием замечает, что хозяин дома уже позабыл и его личность, и его имя, и название того места, откуда он прибыл. Если, несмотря на это, он будет настойчиво продолжать свои посещения, он мало-помалу поступит в разряд клиентов и получит дозволение усердно и бесполезно ухаживать за надменным патроном, которому незнакомо чувство признательности или дружбы и который едва снисходит до того, чтобы замечать его прибытие, уход или возвращение. Когда богач устраивает публичное увеселение для народа или готовит с чрезмерной и вредной роскошью банкет у себя дома, выбор гостей составляет предмет серьезных забот. Люди скромные, воздержные и ученые редко предпочитаются, а те, кому поручено составлять списки приглашенных, обыкновенно руководствуются личными интересами и вносят в эти списки неизвестные имена самых недостойных людей. Но самыми обыкновенными и самыми интимными собеседниками вельмож бывают те паразиты, которые занимаются самым выгодным из всех ремесел — ремеслом льстецов, которые горячо одобряют каждое слово и каждый шаг своего бессмертного патрона, которые с восторгом осматривают его мраморные колонны и разноцветные полы его апартаментов и усердно прославляют роскошь и изящество, которые он привык считать неотъемлемой частью своих личных достоинств. За столом римлян птицы, squirrels (белки)[493] и рыбы необыкновенной величины обращают на себя общее внимание; чтобы удостоверить их вес, приносят весы, и, в то время как более рассудительные гости отворачиваются от этой скучной сцены, нарочно приглашенные нотариусы составляют акт в удостоверение такого необыкновенного события. Другой способ втираться в дома и в общество знати заключается в специальном занятии игрой, которой дают более приличное название забавы. Сообщников соединяют прочные и неразрывные узы дружбы или, вернее, заговора, а высшая ловкость в метании tesseraria, или костей (почти то же, что игра в шашки или в триктрак), открывает верный путь к богатству и известности. Приобретение знаний редко интересует аристократов, ненавидящих все, что может причинять им усталость, и пренебрегающих выгодами образования; сатиры Ювенала и многоречивые баснословные рассказы Мария Максима — единственные книги, которые ими читаются. Библиотеки, доставшиеся им в наследство от предков, всегда закрыты как гробницы, и в них никогда не проникает дневной свет.

Но дорогие театральные инструменты — флейты, громадные лиры и гидравлические оргáны — фабрикуются для их употребления, и в римских дворцах постоянно слышится гармония вокальной и инструментальной музыки. В этих дворцах звукам отдается предпочтение перед здравым смыслом, а заботы о теле считаются более важными, чем заботы об уме. Всеми считается за благотворное правило, что самое легкое подозрение в прилипчивой болезни освобождает от обязанности посещать самых близких друзей, и даже служители, посылаемые из приличия справиться о положении больного, возвращаются домой не иначе как после предварительного очищения ванной. Однако эта себялюбивая и малодушная деликатность совершенно исчезает, когда разыгрывается более сильная страсть любостяжания. Ради денежной выгоды богатый и страдающий подагрой сенатор готов доехать даже до Сполето; и высокомерие, и чувство собственного достоинства откладываются в сторону, когда является надежда получить что-либо по наследству или даже по завещанию, а богатый бездетный гражданин — самый могущественный человек во всем Риме. Эти люди очень хорошо владеют искусством добиваться подписания выгодного для них завещания, а иногда и искусством ускорять наступление того момента, когда оно приводится в исполнение; случалось даже, что в одном и том же доме, но в различных комнатах муж и жена, с похвальным желанием пережить один другого, призывали своих поверенных и в одно и то же время делали совершенно противоположные распоряжения на случай своей смерти. Нужда в деньгах, которая бывает неизбежным последствием чрезмерной роскоши и как бы наказанием за нее, нередко заставляет вельмож прибегать к самым унизительным приемам. Когда им нужно сделать заем, они выражаются тем низким и умоляющим тоном, каким выражаются рабы в комедиях; но когда от них требуют возврата ссуды, они принимают царственный трагический тон, приличный потомкам Геркулеса. Если это требование повторяется, они поручают одному из своих самых надежных льстецов обвинить докучливого кредитора в отравлении или в занятиях магией, и этому несчастному редко удается избегнуть тюрьмы, если он не распишется в получении всего долга. К этим порокам, унижающим нравственный характер римлян, присоединяется ребяческая склонность к суевериям, унижающая их разум. Они с доверием выслушивают предсказания гаруспиков, которые находят во внутренностях убитых животных указания на ожидающее их в будущем величие и благосостояние, и между ними найдется немало таких, которые не войдут в ванну, не сядут на стол и не поедут в гости, не справившись, по всем правилам астрологии, с положением Меркурия и с внешним видом Луны. Нельзя не подивиться тому, что это странное легковерие нередко встречается у таких нечестивых скептиков, которые или сомневаются в существовании небесной силы, или совершенно его отвергают».

Положение и характер римского населения. В многолюдных городах, служащих центром для торговли и промышленности, средние классы населения, которые добывают средства существования ловкостью или трудом своих рук, обыкновенно составляют всех быстрее размножающуюся, самую полезную и в этом смысле самую почтенную часть городской общины. Но римские плебеи, гнушавшиеся такими сидячими и низкими занятиями, с самых древних времен изнемогали под бременем долгов и лихвенных процентов, а землепашцы были вынуждены прекращать возделывание своих полей в то время, как несли военную службу. Италийские земли были первоначально разделены между семействами свободных и бедных