Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тем временем в лагере вовсю развернулась подготовка к поездке в Усть-Чорну. Ермаченко подогнал автомобиль под повешенную для детей "тарзанку", где имелась удобная ямка для осуществления ремонта и поднял машину домкратом. Втроем, оба Васи и Денисов обматывали какой-то шланг целлофаном и примеряли его где-то снизу под двигателем. Люде вся эта возня вокруг ее личного автомобиля надоела. Она взяла "тарзанку" и с размаху, всем своим существом обрушилась на бедный "фольксваген", сильно помяв дверцу и сбив машину с домкрата. К счастью, Вася Ермаченко в этот момент находился не под машиной. Корпус самой Люды при ударе никак не пострадал. От возмущения Вася не мог говорить, а только искал под ногами предмет, которым можно было бы бросить в Люду. Я подошел к Люде и спросил, на что же она рассчитывала, беря в руки веревку – ведь машина стояла в нижней точке траектории. Люда доверчиво мне объяснила, что она думала, что сумеет остановиться перед автомобилем, или пролетит над ним, или еще как-нибудь… Таким образом, к ремонту провода добавилась необходимость рихтовки двери.
Затем мы с Вергелесом и Денисовым совершили прогулку по дороге вверх от лагеря с целью поиска нового места на перспективу. Вася тихонько жаловался на свой стул (увеличился в три раза и изменил цвет) и клятвенно заверял нас, что делает разгрузочный день (вечером, правда, Вася поужинал с большим аппетитом, допив при этом остатки вина из ящика). Дошли до горки с малиной. Пообещав им россыпи спелой малины "буквально в двух минутах ходу", я потащил их на вершину горы. Когда они с большим трудом (Вася и Саша – мужчины видные, так килограмм по 130–140 каждый), тяжело отдуваясь, поднялись наверх, им было уже не до малины. Да ее там, кстати, и не оказалось. В зарослях молоденьких елочек нашли немного маслят, затем, обогнув гору начали (перемежая проклятия угрозами в мой адрес) продираться по густому кустарнику вниз. А внизу их ждал сюрприз. Перед подъемом я незаметно положил три бутылки пива в ручей, протекающий у основания горы. Невозможно описать и трудно себе представить тот щенячий восторг, который отразился на их багровых, мокрых от пота физиономиях, когда я вынул из ручья ледяные, запотевшие от холода бутылки. Это был момент самого настоящего счастья! Теперь это одно из самых светлых их воспоминаний за все годы отдыха в Карпатах.
27.07.94. Отъезд в Закарпатье планировали на 6 утра. Зная уже немного Васю Ермаченко, я предполагал, что где-то к 11 выберутся. Выехали, однако, раньше – в 9. С 8 до 9 Вася Вергелес паковал продукты. Я деликатно ему намекнул на разгрузочный день. Вася немного постоял, подумал, затем полез под прицеп и добрал еще 4 банки мясных консервов и кусок сала. Я их проводил, а сам пошел за грибами вдоль дороги. Около 11 мы с Сашей Денисовым поехали в Вижницу. На базаре взяли ящик черниговского (довольно-таки неплохого) пива. Купили хлеб, помидоры и к часу были на месте.
Саша Вергелес (в Усть-Чорну его не взяли) в отсутствие грозного папани на радостях проспал до трех часов дня, даже к обеду не выходил. Мы с Сережей опять пошли за грибами, тщательно прочесали весь лесок и собрали рекордный урожай – 142 белых. Причем все грибы были небольших размеров (насколько успели вырасти за ночь после вчерашнего шмона), чистые – как раз на сушку. Опять видели гадюку, которая наверное просто живет в этом лесочке.
В лагере я снова занялся шурпой из барана, которая варилась уже третий день. В нее бросали картошку, опускали рис в марле (Ермаченко впоследствии тот рис нашел и съел вместе с тряпочкой), но запасы соли и перца в супе были настолько значительные, что этими скромными полумерами ее съедобность улучшить не удалось. Однако, как говорится – голод не тетка. И вот Таня таки решилась. Она набрала себе полмиски шурпы, села за стол, долго готовилась, собиралась с силами, вспоминала подвиги героев гражданской и отечественной войн, а также рассказы о голоде 33-го и 47-го годов и вдруг быстро начала есть. Ей удалось влить в себя 5 или 6 ложек. Больше организм не принял. Остальные, с участием глядя на Таню, как на душевнобольную уже к шурпе не подходили и ее с тяжелым чувством отнесли к мусорной яме. Туда же последовало полподдона жареных грибов, которые уже никто не мог есть – обожрались.
К вечеру начали собираться тучи. Коллектив в срочном порядке принялся готовиться к стихийному бедствию, то есть к дождю. Прятались травы, грибы, Денисов, носивший титул "папы лагеря", навешивал над костром дополнительные перекладины, поправлял тенты. Молодежь заготовляла дрова. Стас с Сережей подтаскивали, а Саша рубил и укладывал. Рубил, вернее, ломал он дрова оригинальным способом – обухом, а острием бил себя по темени. В результате – прорубил себе в голове приличную дыру (Люба рассказывала, что в этот момент в Усть-Чорной, как раз между двумя рюмками "Русской", ей сильно икнулось). Лечили Сашу всем колхозом. Руководил Денисов. Он профессионально промыл рану, присыпал ее стрептоцидом, а Алена замотала голову бинтом. Саша стал похожим на прооперированного Шарикова, и развлекал нас криками "абырвалг". За столом сложилась компания картежников во главе с Денисовым, которые при свете горящего оргстекла играли в неизвестную мне игру. После игры мы с раненным Сашей охотились за дикими кошками, посещавшими наш лагерь ночью. Я несколько раз стрелял из револьвера, пока по ошибке не выстрелил газовым патроном. Пострадал опять Саша, в азарте охоты забежавший в облако.
Ушел спать в ожидании ночного дождя.
Дождь начинается обычно так. Вначале на тент выстрелами падают 1–2 крупные капли, затем еще несколько (падение каждой новой капли ожидается с затаенным страхом). Количество капель увеличивается и постепенно переходит в мерный шум, под который очень приятно спать в палатке. Затем, ближе к утру, тихий грибной дождик переходит в ливень, барабанящий по палатке и тогда уже не до сна – все лежат и напряженно вслушиваются – выдержит ли палатка натиск стихии. И вот сверху появляется и растет темное пятно, в центре которого формируется капля воды, сбоку, ниже кармана начинает намокать брезент, а в ямке у входа появляется небольшая лужица и вот здесь и
