Большинство были черными, но иногда попадались яркие цвета, смешанные, словно на витраже. Ни одно растение не поднималось выше колен, а большинство достигало только лодыжек. Каладин чувствовал себя ужасно, когда задевал какое-нибудь и оно рассыпалось.

Солнце, казалось, не изменяло положение в небе, независимо от того, как долго они шли. Через просветы между облаками он видел только черноту. Ни звезд, ни лун. Вечная, безбрежная тьма.

Они разбили лагерь, когда наступила предполагаемая ночь, а потом двигались еще целый день. Холинар растаял вдали у них за спиной, а они все шли и шли: Азур впереди, за нею Узор, Сил и Каладин, за которым следовали Шаллан и Адолин, а его спрен замыкала процессию. Каладин предпочел бы идти последним. Он даже пробовал так сделать, но Адолин опять пристраивался у него за спиной. И о чем только думал князек? Что Каладин отстанет от них, если за ним не следить?

Сил шагала рядом с ним, в основном молча. Возвращение на эту сторону беспокоило ее. Она рассматривала вещи – вроде случайно увиденного цветистого растения, – склонив голову набок, будто пытаясь вспомнить. «Это словно сон из тех времен, когда я была мертва», – объяснила она Каладину.

Они снова разбили лагерь «на ночь», а потом опять пустились в путь. Каладин пропустил завтрак – они, в общем-то, съели все пайки. Кроме того, урчание в желудке его радовало. Оно напоминало, что он еще жив. Давало иной повод для размышлений, чем о тех, кого он потерял…

– Где ты жила? – спросил он у Сил, неся на спине ранец и шагая по бесконечному полуострову. – Когда была юной, на этой стороне?

– Далеко на западе. В большом городе, которым управляли спрены чести! Но он мне не нравился. Я хотела путешествовать, а отец не разрешал мне покидать город, в особенности после… ну, ты понимаешь…

– На самом деле не уверен, что понимаю.

– Я связала себя узами с Сияющим рыцарем. Разве я тебе о нем не говорила? Помню… – Она закрыла глаза на ходу и вздернула подбородок, словно подставляя лицо ветру, которого Каладин не ощущал. – Я связала себя с ним вскоре после того, как родилась. Он был пожилым и добрым, но все равно сражался. В одном бою. И он умер… – Она открыла глаза, моргнула. – Это было очень давно.

– Прости, – извинился Каладин.

– Все в порядке. Я не была готова к узам. Спрены обычно переживают смерть Сияющего, но я… я потеряла себя, когда потеряла его. Мне сопутствовала какая-то омерзительная удача, потому что вскоре после этого произошло Отступничество. Люди отказались от клятв, и это убило моих братьев и сестер. Я выжила, потому что у меня тогда не было уз.

– И Буреотец запер тебя?

– Отец решил, что меня убили вместе с остальными. А нашел меня спящей после того, как прошло… ух ты, тысячу лет на твоей стороне. Разбудил и забрал домой. – Сил пожала плечами. – После этого он не позволял мне покидать город. – Она взяла Каладина за руку. – Он был глуп, как и другие спрены чести, родившиеся после Отступничества. Они знали, что грядет нечто плохое, но ничего не сделали. А я услышала, как ты зовешь, пусть даже издалека…

– И Буреотец тебя отпустил? – удивился Каладин, ошеломленный признаниями. Это было больше, чем он узнал о ней за… за целую вечность.

– Я убежала. – Сил ухмыльнулась. – Отказалась от разума и ушла в твой мир, спряталась среди спренов ветра. На этой стороне их почти не бывает. Ты знал об этом? Некоторые спрены живут в основном в вашем мире. Полагаю, там всегда есть ветер, поэтому они не блекнут, как стремления. – Она покачала головой. – О!

– О? – переспросил Каладин. – Ты что-то вспомнила?

– Нет! О! – Сил ткнула пальцем и запрыгала на месте. – Гляди!

Вдали посреди тусклого пейзажа сияла ярко-желтая искра.

Маяк.

В день первой встречи монархов в Уритиру Навани заставила каждого – каким бы важным ни был его статус – нести собственное кресло. Старая традиция алети символизировала мудрость, которую каждый вождь приносил на собрание.

Навани и Далинар прибыли первыми, сойдя с платформы подъемника и направившись к залу собраний недалеко от вершины города. Ее кресло было разумных размеров, но удобное, из духозаклятого дерева, с мягким сиденьем. Далинар попытался принести табуретку, но Навани настояла на том, что он достоин большего. Это не шатер для стратегов на поле боя, и нарочитая экономность не впечатлит монархов. В конце концов он выбрал крепкий деревянный стул из плотной древесины культяпника, с широкими подлокотниками, но без мягкой обивки сиденья.

Во время пути наверх он молча наблюдал за тем, как этажи сменяют друг друга. Когда Далинара что-то беспокоило, он замолкал. Его лоб покрывался морщинами от раздумий, и всем остальным казалось, что он мрачно хмурится.

– Далинар, они выбрались, – убеждала его Навани. – Уверена, что выбрались. Элокар и Адолин где-то в безопасном месте.

Великий князь кивнул. Но даже если они выжили, Холинар пал. Неужели он из-за этого выглядел таким затравленным?

Нет, дело в чем-то другом. С того самого обморока после посещения Азира ей казалось, будто в Далинаре что-то надломилось. Этим утром он тихонько попросил ее вести собрание. Она сильно тревожилась из-за того, что с ним происходило. И из-за Элокара. И Холинара…

Но, буря свидетельница, они так усердно трудились, выковывая эту коалицию. Навани не позволит, чтобы все рухнуло сейчас. Она уже оплакала дочь, но та вернулась. Навани просто обязана надеяться, что с Элокаром будет то же самое, – по крайней мере, так она сможет действовать, пока супруг скорбит.

Навани и Далинар доставили свои стулья в большой зал собраний, где из окон с плоскими стеклами открывался прекрасный вид на горы. Слуги выставили прохладительные напитки вдоль изогнутой боковой стены полукруглой комнаты. На полу была выложена мозаика – изображение двойного глаза Всемогущего, дополненного потоками и Сущностями.

Четвертый мост вошел в комнату толпой следом за ними. Многие принесли простые табуретки, но гердазиец притащил в лифт такое величественное кресло – с обивкой из синей ткани, расшитой серебром, – что оно выглядело почти как трон.

Мостовики расставили свои стулья позади Навани, изрядно пошумев, а потом, не дожидаясь разрешения, атаковали закуски. Для группы, которая, в общем-то, находилась в шаге от того, чтобы стать светлоглазыми осколочниками, они были слишком непокорной и шумной компанией.

Что интересно, Четвертый мост воспринял новость о вероятной гибели своего командира со смехом. «Каладин крепче валуна, который швыряет ветром, светлость, – заявил ей Тефт. – Он пережил Четвертый мост, он пережил ущелья – это он тоже переживет».