на том же столе. Только теперь это была самая настоящая лаборатория с сильным уклоном в операционный театр, окруженная рядом уже начавших радостно узнаваться медицинских аппаратов, и — что уже устало пугать — все более устрашающими установками, похожими сразу на машину МРТ, рентгеноскоп и устройство для утилизации мусора разом. На столешнице рядом различался ворох инструментов и ватных тампонов, по большей части бывших в употреблении и испачканных кровью, а также целая консоль с тонкими проводками, тянущимися к его голове.

Людей вокруг не наблюдалось. Где-то за дверью чуть левее серой стены, в которую был уставлен взгляд Синдзи, в смотровом окошке виднелось оранжевое мерцание, вспыхивающее с периодичностью в секунду. Разум без труда опознал это удивительное явление, но почему-то никак не хотел сформировывать в отчетливый образ, выставляя вместо него асфальтоукладчик. Синдзи показалось это забавным и слегка раздражающим. Слух, все это время различающий странное завывание, наконец, смог справиться с непосильной задачей и определить, что источником звука являлась сирена. Тут же, наконец, сложилась и общая картина — пиликал некий тревожный сигнал за дверью, для надежности освещая коридор не менее тревожным желтым маячком. Видимо, что-то случилось.

Синдзи довольно улыбнулся — он чувствовал себя студентом, победившим в общенациональной олимпиаде по высшей математике. По крайней мере, сил для мыслительной операции ему пришлось затратить не меньше. Впрочем, радость длилась не долго, затухая по мере того, как сознание все крепче схватывало реальность. Он лежал на операционном столе. Его ничто не связывало, но тело не ощущалось. К голове тянулись провода. Звучала сирена.

Но к счастью, работали глаза и немного шея. Напрягшись, Синдзи чуть приподнял голову и осмотрел собственное тело. Как ему и представлялось, на груди был совершен продольный разрез, хотя на вид не глубокий. Случайно скользнув взглядом за стол, он обнаружил полупрозрачные лужицы на полу и ворох неизвестно откуда взявшейся одежды.

— Так и есть… — промямлил он, попытавшись совладать с мыслями. — Рано еще прощаться.

Он задвигал пальцами, разминая мышцы. Сначала медленно — восстанавливая кровоток, затем все быстрее, пока те не начали свободно шевелиться. Несмотря на немного отошедшее онемение, двигать руками он не собирался. Достаточно было лишь разогреть тело, чтобы оно подчинилось мысленным командам, да и легкая заторможенность вкупе с ветром в голове зародили у Синдзи серьезное подозрение, что его черепная коробка в данный момент была вскрыта, а с мозгом проделана некая операция медицинского характера. Ему было достаточно оставшегося рассудка и накопленного запаса внутренней воли, чтобы громко, насколько позволяло одеревеневшее горло, выкрикнуть:

— Каору Нагиса! Я зову тебя! Я готов пойти за тобой!

И, словно ожидая этого момента, из тени выплыла фигура юноши с пепельного цвета волосами в обычной школьной форме, бледного и оттого кажущегося сияющим призрачным свечением.

— Привет, Синдзи-кун, — по обыкновению спокойно и с легкой дружелюбной улыбкой произнес он. — Я рад, что ты вспомнил обо мне.

— Значит, ты был последним Ангелом? — попытавшись радушно кивнуть, поприветствовал его Синдзи. — И ты меня спас тогда?

— Как видишь, Синдзи-кун. Я могу помочь тебе, только если ты сам этого пожелаешь.

Качнув головой, тот приметил, что Каору парил в воздухе в паре сантиметров над полом.

— Твоя работа? — Синдзи бросил взгляд на дверь.

— Отчасти. Лилит ищет меня, чтобы устранить последнее препятствие и собрать людские души в свое лоно.

— Лилит? То есть Рей?

— Время на исходе, Синдзи-кун. Ты должен принять решение — чего ты желаешь на самом деле.

— Я… Скажи, кто я на самом деле?

Взгляд Каору на секунду сделался мягче, тронув нежным благоговением.

— Адам, наш родитель. Ты его душа. Мы все тянулись к тебе неосознанно, чувствуя, что в тебе заключен дух того, кто у людей зовется матерью. Ты должен был открыть душу самому себе, чтобы понять свою сущность и принять нас.

Его слова, должные стать откровением для Синдзи, к немалому удивлению последнего отозвались в сознании лишь легким путаным смешком, слегка растерянным, но искренне радостным и счастливым, словно все встало на свои места.

— Да… Теперь я понял. Ты использовал Мари, уговорив ее устроить игру со мной, чтобы достучаться до моего сердца и пробиться сквозь барьер человеческой сущности.

— Я лишь дал ей то, чего она желала. Ты сам уже чувствовал, что тебя что-то толкает к разрушению собственной жизни. Нечто, что пробивало твою границу абсолютного страха. Это ты и есть, Синдзи-кун, твоя душа, скованная человеческой жизнью.

В голове не слышалось ничего, кроме глубокой пустоты и эха собственных мыслей. Голос, являющийся отражением его запертого сердца и выдуманной личности, исчез. Синдзи вновь усмехнулся.

— А стоило-то всего лишь пожелать. Мне, наверное, нужно бы возненавидеть тебя или сорваться в омут отчаяния, но сейчас я чувствую лишь благодарность. Ты действительно был моим соратником все это время. Я не хочу тебя терять.

— Мне приятно слышать это, Синдзи-кун. Ты тоже многое для меня значишь, даже без твоей сущности. Но сейчас я обязан спросить, какова твоя цель.

Синдзи поднял голову, прищурив прояснившиеся глаза.

— Я хочу стать Ангелом.

Каору виновато улыбнулся.

— Прости, Синдзи-кун, это невозможно. Ты рожден человеком.

— Тогда я хочу отказаться от своей жизни и примкнуть к вам. Туда, где сейчас находится Лилли. Она ведь жива?

— Эта наивная девочка? — голова Каору слегка склонилась в сторону. — Как и все во вселенной, она не может умереть. Ее сущность вернулась к первозданной чистоте и сейчас ожидает свое очередное рождение, слившись с такими же никогда не одинокими ангельскими душами. Ты можешь присоединиться к ним, потеряв свою индивидуальность, но твоя жизнь будет принадлежать всем, как и все они тебе.

— Я понимаю. И поэтому хочу осуществить вашу цель. Помоги мне, и я уничтожу Лилит, людей и освобожу планету для вас. Для нас. Я сольюсь с вами, и мы вместе создадим новую жизнь, вечную и счастливую, без стен непонимания, без гнева и обид. Мы будем разными, но все бы будем частью одного целого и жить друг ради друга, а не одного себя.

Синдзи замолчал, устремив взгляд прямо в алые глаза Каору, дрогнувшие проникновенным, чувственным пламенем.

— Ты, наверное, никогда не перестанешь меня удивлять… — произнес тот, неловко отведя взгляд. — Словам, сказанным нашей матерью, я не могу перечить. Но ты должен понимать, что это будет конец. Назад ты не сможешь вернуться.

— Я знаю, — сразу же решительно выпалил Синдзи. —