– А затем они застрелят его из окна дома напротив?

– Нет. Они убьют его с расстояния в несколько футов. Подойдут вплотную и скажут: «Привет, Икки». Он оцепенеет, и в него всадят свинец, выбросят пушки и запрыгнут в машину. Вторую. Первая будет прокладывать путь.

– А кто будет сидеть за рулем первой?

– Какой-нибудь малый с незапятнанной репутацией. По пути случайно врежется в какую-нибудь, лучше всего полицейскую, машину, начнет рвать на себе волосы, что не справился с управлением. А тем временем убийц и след простынет…

– Боже милосердный! – воскликнула Анна. – Да тебя же убьют! Если ты помешаешь им, следующую партию наемных убийц подошлют к тебе!

– Ну это вряд ли. Бандиты не трогают законопослушных граждан. Вся вина ляжет на исполнителей. Не забывай, для их боссов это бизнес. Они зарабатывают деньги. Бандиты проявляют жесткость, только если их прижать. Впрочем, и у них случаются осечки. Крайне редко. Много ли ты знаешь раскрытых заказных убийств? Пару-тройку. Да, Лепке Бухальтера посадили на электрический стул. А вспомни Анастазию?[82] Сильный, жестокий – слишком жестокий. Вот его и взяли на карандаш.

Она еле заметно вздрогнула:

– Я бы не отказалась от выпивки.

– Ты всегда тонко чувствуешь атмосферу, детка, – улыбнулся я.

Пока мы пили виски с содовой, я инструктировал Анну:

– Как заметишь их, следуй за ними, только осторожно. Если они поедут в гостиницу – ставлю десять к одному, что именно туда, – позвони мне.

Я давно не менял адрес своей конторы, а жил по-прежнему на Юкка-авеню. Анна знала и то и другое.

– Какой же ты паршивец, – обронила она. – Заставляешь женщин плясать под свою дудку. И как меня угораздило остаться девственницей в двадцать восемь лет?

– Без таких, как ты, жизнь станет пресной. А кстати, почему ты не выходишь замуж?

– За кого? Предлагаешь найти какого-нибудь бесчувственного бабника? Кроме тебя, я не знаю ни одного приличного парня. А на белозубые улыбки я давно не покупаюсь.

Я встал, поднял ее на ноги. Я целовал ее долго и страстно.

– Беда в том, что я честен, – прошептал я. – Это немало. Ты слишком хороша для меня. Я могу мечтать о тебе, хотеть тебя, но один взгляд твоих ясных глаз – и я понимаю, что мне следует держаться подальше.

– Я твоя, – прошептала она. – И у меня есть мечты.

– Не могу. Слишком много женщин было до тебя. Я не заслуживаю такой, как ты. А теперь мы должны спасти жизнь. Я ухожу.

Она стояла и с мрачным лицом смотрела мне вслед.

Женщины, которых ты добиваешься, и те, которых не добиваешься, живут в разных мирах. Я не презираю ни один из миров – и существую в обоих.

Аэропорт Лос-Анджелеса устроен так, что подойти к самолетам можно, только если летишь на одном из них. Если найти место с удачным обзором, видно, как самолеты садятся, но глазеть на прилетевших пассажиров придется из-за барьера. Растянутость здания не облегчает задачу, и есть вероятность набить мозоли, наматывая мили между терминалами.

Я списал расписание прилетов и носился по аэропорту, как пес, забывший, где зарыл кость. Самолеты взлетали и садились, носильщики тащили багаж, взмокшие пассажиры метались между стойками, дети хныкали, а голос из громкоговорителя перекрывал остальные шумы.

Временами я натыкался на Анну. Она делала вид, что знать меня не знает.

Вероятно, они приземлились без четверти шесть. Анна куда-то пропала. Я выждал полчаса, но она словно сквозь землю провалилась. Я сел в машину и долго добирался до своей конторы в Голливуде. Там я наполнил стакан и уселся ждать. Без четверти семь зазвонил телефон.

– Отель «Беверли-Вестерн», номер четыреста десять. Имен не узнала. Администратор не отходил от стойки, а светиться я не хотела. Но я поднималась с ними в лифте, видела, как коридорный открывал им дверь, а затем спустилась на полуэтаж и ниже с толпой дам, покидавших чайную гостиную. Номер бронировать не стала.

– Как они выглядели?

– По трапу спустились вместе, но я не слышала, чтобы они разговаривали. Оба с кейсами, в скромных пиджаках. Рубашки белые накрахмаленные, у одного галстук синий, у другого в серую полоску. Черные туфли. Типичные бизнесмены с Восточного побережья. На вид могут быть кем угодно: издатели, адвокаты, врачи, конторские служащие. Хотя нет, последние вряд ли – одеты слишком скромно, второй раз не взглянешь.

– А надо бы. Что скажешь про лица?

– Шатены, один потемнее. Лица спокойные, равнодушные. У одного глаза серые, у того, кто потемнее, – голубые. Глаза особые: цепкие, наблюдательные, так и зыркают по сторонам. Хотя я могу ошибаться, – возможно, они просто сосредоточены на задании или первый раз в Калифорнии. Всматриваются в лица. Кстати, хорошо, что я их заметила, а не ты. На копа ты не похож, но и не похож на человека, которого невозможно представить копом. Работа накладывает отпечаток, знаешь ли.

– Скажешь тоже! Какой из меня коп, я слишком неотразим.

– Лица у них – как с конвейера. Не итальянцы. У обоих в руках дорожные кейсы. У одного – серый с красными и белыми полосами сверху и снизу, дюймах в шести-семи от края. У второго – в сине-белую шотландку. Я такого раньше не видела.

– Забыл, как называется эта расцветка.

– А я-то думала, ты знаешь все на свете.

– Почти все. А сейчас беги домой.

– А накормить девушку ужином? А подарить поцелуй?

– Потом. И поосторожнее, не то получишь больше, чем мечтала.

– Неужели изнасилуешь? Придется захватить на свидание пушку. Будешь следить за ними?

– Или они за мной. Если это те, о ком я думаю. Я снял комнату напротив дома, где живет Икки. В том квартале на Пойнтер и в двух соседних по шесть дешевых пансионов на квартал. Вот где раздолье для шлюх.

– Их везде хватает.

– Пока, Анна. Увидимся.

– Если тебе снова потребуется помощь.

Она повесила трубку. Анна всегда изумляла меня. Слишком умна для такой красотки. Я полагаю, все красивые женщины умны. Я позвонил Икки. Телефон не отвечал. Я подождал полчаса и перезвонил снова. На сей раз он был на месте. Я рассказал ему то, что узнала Анна, и сообщил, что снял комнату.

– А как насчет оплаты накладных расходов?