Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ничего подобного. Решетка опускается под собственной тяжестью. Мы проверяли, мистер Петтигрю. – Лейтенант взъерошил черные кудри. – К несчастью, это не все.
– Не все? – На виске Джо, словно крохотный яростный молоточек, забилась жилка. Он очень устал. Много маленьких усталостей, скопившихся за долгие годы, превратились в одну громадную усталость. Джо сунул руку в карман и сжал коробочку, обернутую в туалетную бумагу.
Детективы встрепенулись. Рука Редера потянулась к бедру, мышцы на ногах напряглись.
– Это всего лишь нюхательный табак, – сказал Джо Петтигрю.
Вальдман встал.
– Отдайте, – резко бросил он, шагнув к Джо.
– Вещь совершенно безвредная.
Джо извлек из кармана коробочку, размотал туалетную бумагу, поднял смятую крышку, пальцем коснулся порошка – на дне оставалось не больше столовой ложки – на две хороших щепотки. Две отсрочки приговора.
Он перевернул ладонь и высыпал содержимое коробочки на пол.
– Впервые вижу нюхательный табак такого цвета, – сказал Вальдман, забрав опустевшую коробочку. Стертые буквы на смятой крышке читались с трудом.
– Это не яд, – сказал Джо. – По крайней мере, не в том смысле, как вы думаете. Мне он больше не нужен. Так на чем вы остановились, лейтенант?
Вальдман отошел от него, но не сел, остался стоять.
– Другой недостаток этой версии – бессмысленность убийства. Если, конечно, женщину задушил Портер Грин. Ваши слова заставили меня усомниться в этом, мистер Петтигрю. А вы быстро соображаете. Если отпечатки на шее – довольно четкие и останутся такими еще некоторое время – принадлежат вам, говорить больше не о чем.
– Это не мои отпечатки, – сказал Джо Петигрю. Он протянул руки ладонями вверх. – Сами смотрите, мои руки в два раза меньше его.
– А стало быть, мистер Петтигрю, – голос Вальдмана постепенно набирал силу и мощь, – если вы застрелили Портера Грина, когда ваша жена была уже мертва, вы не могли придумать ничего глупее, чем сбежать. Присяжные никогда не обвинили бы вас в предумышленном убийстве, потому что у вас был превосходный мотив – самооборона.
Теперь голос Вальдмана звучал громко и отчетливо, но не переходя на крик. Редер смотрел на него с невольным восхищением.
– Если бы вы просто позвонили в полицию и сказали, что прибежали на крик и обнаружили Грина полуголым, исцарапанным, готовым напасть и инстинктивно нажали на курок… – голос лейтенанта упал, – вам поверили бы безоговорочно.
– Я не видел царапин, когда стрелял, – сказал Джо Петтигрю.
В комнате стало очень тихо. У лейтенанта отвалилась челюсть, слова застряли в горле. Редер рассмеялся, отвел руку назад и вытащил пистолет.
– Мне было стыдно, – сказал Джо. – Стыдно смотреть ему в лицо. Стыдно за него. Вам не понять. Вы с ней не жили.
Печальный Вальдман шагнул к нему.
– Все кончено, мистер Петтигрю, – произнес он тихо. – Это было занятно и немного больно, а сейчас вам пора.
Внезапно Джо Петтигрю расхохотался. Вальдман закрывал Редера. Джо бросился в сторону – юркий, как кот, – и оказался в дверном проеме.
Редер крикнул и не задумываясь выстрелил. Пуля настигла Джо Петтигрю посередине коридора, отбросила назад и развернула. Джо раскинул руки и сполз по стене, его рот и глаза были открыты.
– Шустрый малый, – сказал Редер, на негнущихся ногах выйдя из-за спины Вальдмана. – Спорим, он пришил их обоих, лейтенант.
Он наклонился, но сразу выпрямился:
– «Скорая» не понадобится. Так получилось. Ты загораживал мне обзор.
Вальдман зажег сигарету, слегка трясущейся рукой отшвырнул спичку.
– А тебе не пришло в голову, что он может быть невиновен?
– Не пришло, лейтенант. Я навидался и не такого.
– Какого такого? – Темные глаза Вальдмана потемнели от ярости. – Ты же видел, что я его обыскал! Знал, что у него нет оружия. Куда ему было бежать? Ты застрелил его только для того, чтобы покрасоваться!
Он вышел в коридор мимо Редера и наклонился над Джо Петтигрю. Сунул руку под пиджак, ощупал грудь, выпрямился и обернулся к сержанту.
Редер вспотел, глаза сузились, а лицо превратилось в маску. Он все еще держал пушку в руке.
– Я не видел, как ты его обыскивал, – сказал он хрипло.
– Думаешь, я тебе поверю? Я не идиот, – холодно бросил Вальдман, – и ты мне врешь.
– Даже твой чин, приятель, не дает тебе права называть меня лжецом, – прорычал Редер и сжал револьвер.
Губы Вальдмана скривились в презрительной усмешке. Он промолчал. Секунду спустя Редер перещелкнул затвором, дунул в ствол и спрятал пушку.
– Ладно, я был не прав, – проговорил он через силу. – Ищи себе другого напарника. Да, я бываю скор на расправу. Возможно, он никого не убивал, но все равно он псих. В любом случае ничего хорошего из этой затеи не вышло бы. Они дали бы ему год или даже меньше, месяцев девять, а после он жил бы припеваючи без своей Глэдис. А я все испортил.
– Псих, не спорю, – мягко сказал Вальдман, – но этот псих замышлял двойное убийство. И мы оба это знаем. Как и то, что сбежал он не через котел.
– Что? – Глаза Редера округлились.
– Макс, я смотрел на него, когда говорил про котел. Это единственное, что его удивило!
– Но как? Ведь другого пути нет!
Вальдман кивнул и пожал плечами:
– Скажи лучше, что мы не нашли его и уже не найдем. Пора звонить.
Лейтенант вышел из комнаты и уселся за телефон.
Раздался звонок. Редер бросил взгляд на Джо Петтигрю, потом на дверь и пошел по коридору. Приоткрыв дверь дюймов на шесть, сержант увидел высокого, угловатого и тощего чудака в цилиндре и опереточном плаще, хотя Редер понятия не имел, как называется такая хламида. На бледном лице гостя выделялись черные, глубоко посаженные глаза.
Незнакомец приподнял цилиндр и слегка поклонился:
– А где мистер Петтигрю?
– Занят. А вы кто такой?
– Сегодня утром я оставил ему образец своего порошка и зашел узнать, понравился ли он ему.
– Ему не нужен порошок.
Странная птица, подумал Редер. И откуда такие берутся? Уж не торгует ли чудак кокаином?
– Если мистер Петтигрю передумает, он знает, где меня найти, – вежливо сказал профессор Бинго. – Счастливо оставаться.
Он коснулся края цилиндра и отвернулся. Двигался он медленно, с редким достоинством. Не успел профессор сделать и трех шагов, как сзади раздался грубый окрик:
– Стойте, док, нужно потолковать. Что за порошок такой?
Профессор Бинго обернулся. Теперь его руки были спрятаны в складках плаща.