Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Неведомые всадники остановились прямо посередине, один из них поднес к губам рог, затрубил… потом снял шлем и поскакал прямо на кованую рать… второй же бросился к врагам, нижегородцам.
Третий же просто ждал, спокойно и нагло, никого не боясь и ничего не опасаясь. Рядом с ним спешившиеся люди что-то поспешно разворачивали, ставили… Господи! Шатер! Точно – шатер. Вот так чудо! А вот еще чудеснее – взвилось над шатром большое желтое знамя с гордым имперским орлом – черным, двуглавым…
Однако кое-что еще удивило звенигородского князя куда больше – в бесстрашном всаднике, что мчался прямо на рать, Юрий Дмитриевич, присмотревшись, узнал своего младшего сына Дмитрия!
Сперва подумал, что показалось, протер глаза… Ан нет! Дмитрий!
– Отец! Государь! Наш сюзерен, великий князь и император Георгий, приглашает тебя отобедать с ним в его походном шатре!
Так вот зачем шатер! И тот всадник… великий князь! Император… Ну да, ну да – знамя-то с орлом – его, императорское!
– Что ж, – усмехнулся Юрий. – Приглашают – поеду. Всем ждать!
Расстеленная в парчовом шатре кошма уже ломилась от яств, а слуги все шныряли, доставали что-то из мешков, бегали.
Император встретил Юрия Дмитриевича, как брата – обнял, лично усадил на кошму… И точно так же встретил нижегородского князя Ивана Борисовича по прозвищу Тугой Лук. Тоже обнял, усадил…
Юрий вздрогнул, увидев у шатра и старшего своего сына, Василия. Что бы это все значило? Хотя… что бы ни значило, а честь-то оказана великая! Тем более принародно! Все ведь видят… и сыновей, конечно же, узнали.
Великий князь лично налил каждому гостю кубок, пришлось чокнуться, выпить. Нет, можно было и вспылить, да послать все к чертям собачьим… вспыльчивый да гордый дурак так бы и поступил, да вот только никто из князей дураком не был, каждый выгоду свою в любой ситуации мгновенно просчитывал – иначе б долго не прокняжили. Вот и сейчас…
– Все ваши земельные споры разберем потом, – выпив, улыбнулся великий князь. – Сейчас же мне от вас нужно войско. Рать! Чем больше, тем лучше. Я вижу, – Егор с усмешкой обернулся на застывших в удивленном ожидании ратников, – их у вас есть. И это славно! Лучше даже сказать – вовремя. Я как раз собрался повоевать Орду!
– Орду?!!
Вот когда пришла пора настоящему потрясению! Оба князя-врага едва не подавились закусками. Орду воевать – да как такое быть может? Нет, давно хотелось, конечно, но…
– Не совсем понимаете? Поясню, – дождавшись, когда проворно подбежавшие слуги наполнили опустевшие кубки, продолжал Вожников. – В Орде – как вы, может, давно уже догадываетесь, снова замятня, смута. Против нашей царевны Айгиль шпыни Тохтамышевы за деньги литовские бросились, и сил у них много. И городов от нашей ханши великой уже откололось порядочно – билярские да булгарские мурзы мятежников в алчности своей поддержали… Эй, эй, князья! Вы осознали? Булгар, Биляр…
– Булгар… – Юрий Дмитриевич очумело сглотнул слюну. – Это же… это же…
– Вот и прикиньте цену вопроса! – засмеялся Егор. – Все мятежные города – наши будут.
– Представляю, – надув толстые щеки, тихо промолвил Иван Тугой Лук. – Сколько там всего!
– Боюсь, что даже не представляете, – император пригладил волосы. – Но вам хватит обоим. Да! Теперь – насчет земель. Тебе, Иване Борисович – Мещера!
– Мещера!!! – радостно воскликнул нижегородский князь, его же соперник и недавний враг обиженно раздул ноздри.
– А тебе, славный князь Юрий – мари и черемисы, – поспешно успокоил Егор. – Владейте. Но сначала дело – однако, повоевать надо!
– Повоюем! – радостно переглянулись князья. – Тем более и войска уже собраны.
– Вот и славно, – император с улыбкой понял кубок. – Завтра план составим, и – трубите трубы поход! Ну – за нашу победу!
– За победу, великий государь!
Примирившиеся – пусть, может, и только на время – князья (особенно Юрий Дмитриевич) и не скрывали радости: открывшаяся возможность вполне легально пограбить богатые ордынские города вполне устраивала обоих. Еще бы! И войско занято, и добыча… Биляр, Булгар, Бельжамен – это даже не Нижний Новгород, как сказал император, – это намного, намного круче!
Славный город Любек, раскинувшийся на холмах вдоль полноводной реки Траве, просыпаясь, сиял церковными шпилями в свете восходящего солнца. Крытые красной черепицей крыши бюргерских домов казались объятыми пламенем, ясные утренние лучи пронизали витражи собора, охватили веселым светло-желтым светом кроны росших неподалеку лип. Басовито ударил церковный колокол, ему вслед гулким эхом откликнулись колокольни церкви Святой Марии, церкви Святого Якоба, Святой Катерины, больничной церкви Святого Духа и всех прочих больших и малых храмов. Помолившись, одетый попроще народ – мелкие торговцы с рынка, подмастерья, ученики – наводнили узкие улицы гомонящей толпой, толкаясь и падая. Особенно спешили мастеровые – недавним постановлением городского сената и собрания цеховых старшин штрафы за опоздание на работу (приход в мастерскую после третьего звонка утреннего колокола) были подняты до пяти серебряных пфеннигов, не такая уж и плохая сумма для небогатого люда, фунт говядины или хорошего коровьего масла стоил всего один пфенниг, а крупная, только что пойманная рыбина, которую, при известной сноровке, можно было есть три дня, а остатки даже еще и засолить – два с половиной. Так что пять серебряных монеток – не шутки, вот и поспешали мастеровые, толкались.
– Да потише ты можешь, сволочь! – едва не упав с ног, выругался Ондрей. – Чуть ведь не свалил, зараза.
Его высокомерный спутник проигнорировал эти слова напрочь, лишь поправил на белесой шевелюре берет, тоже едва не сбитый, да, ускорив шаг, свернул в совсем уж узкий проулок, темный, с нависающими над головой этажами узких угрюмых домов и дурно пахнущей мостовою. Ондрей едва поспешал за напарником, все поглядывал под ноги, норовя не угодить в выплеснутое из окон дерьмо, слава богу, Тимофей через десяток шагов повернул снова, выйдя на небольшую площадь, а уж от нее, по широкой и светлой улице, направился в сторону видневшейся невдалеке церкви с окруженной строительными лесами недостроенной башней.
– Так и не отремонтировали, черти, – неожиданно усмехнулся главарь. – Лет сорок уже стараются, с того момента, как колокольня прямо в больничный двор рухнула. Вот так потеха была – представляю!
– А что за церковь-то?
– Святого Якоба.
Старшой опять усмехнулся, правда, не язвительно, как всегда, а грустновато, видать, вспомнил что-то приятное из своей прошлой жизни, а жил он когда-то здесь, в Любеке, Ондрей понял это с самых первых шагов, искренне удивляясь, как вообще можно было ориентироваться в этом