Его кулак врезается мне в живот, и я с хрипом сгибаюсь пополам. Мужчина позади меня отпустил меня и отступил назад. Его работа явно выполнена.

А Трейтона вот-вот начнётся.

Ещё один твёрдый кулак врезается мне в рёбра, за ним ещё один. Он не проявляет милосердия. То, что я женщина, для него абсолютно ничего не значит. Агония, не похожая ни на что, что я испытывала за очень долгое время, пронзает моё тело, и я пытаюсь закричать, но выходит только болезненное шипение.

Его нога попадает мне в челюсть, и я отлетаю в сторону. Я приземляюсь на землю с глухим стуком и криком, который больно слышать даже мне.

Почему мне никто не помогает?

Неужели никто не слышит моих криков?

На улице были люди. Где они?

Я переворачиваюсь и закрываю лицо руками, пытаясь защитить его.

Это бесполезно.

Его удары наносятся сильно и быстро.

Они приходят до тех пор, пока я не перестаю дышать.

Пока я не перестаю думать.

Пока я больше не перестаю чувствовать.

Думаешь, после этого он остановится?

Он — нет.

* * *

Мои глаза распахиваются, и моё дыхание прерывистое. Мне требуется мгновение, чтобы вспомнить, где я нахожусь, и убедить себя, что теперь я в безопасности. Я в безопасности. Его здесь нет. Тёплая рука обхватывает мою, и я поворачиваюсь, чтобы увидеть Скарлетт, смотрящую на меня широко раскрытыми карими глазами, с нежным выражением лица.

— Ещё один сон?

Я киваю.

Я даже не заметила, как заснула.

Мы лежали на её кровати, болтали, а потом я заснула. Усталость берёт надо мной верх.

Пальцы Скарлетт по-прежнему сжимают мои, и мы лежим бок о бок в её постели на ранчо, и несколько мгновений никто из нас ничего не говорит. Мы обе сломлены. Обе избитые. И всё из-за её бывшего парня, Трея. Её молчание причиняет боль, потому что это означает, что она винит себя, а я не хочу, чтобы она винила себя. Ничто из того, что он сделал, не лежит на ней.

Он монстр, а монстры не играют по правилам.

— Я не заметила, что заснула, — тихо говорю я, мой голос звучит отдалённым гулом в моей голове, теперь ещё хуже после моего приступа.

Скарлетт перекатывается на бок, и её красивое личико избито, но не так сильно, как её тело или, без сомнения, разум. Эта девушка — всё для меня. Она дала мне шанс, который я так долго искала. Она верила в меня, когда никто другой не верил. Я буду рядом с ней до того дня, когда она скажет мне, что больше не хочет, чтобы я была рядом.

— Как ты? — спрашивает она меня.

Я улыбаюсь; улыбка небольшая, но искренняя.

— Я в порядке. Скучаю по свободе, которую я испытывала в дороге, но радуюсь возвращению домой.

Её брови сходятся на переносице.

— Ты знаешь, что я имею в виду, Амалия. После нападения? Ты в порядке? Тебе всё ещё снятся кошмары о нём?

— А тебе?

Она прикусывает нижнюю губу.

— Перестань переворачивать всё с ног на голову.

— Я в порядке. Мне становится лучше.

Если не считать травм на моём теле, со мной всё хорошо. Я думаю. Я не буду упоминать ей о том, насколько частыми были кошмары. Или объяснять весь ужас того, что я чувствовала в те несколько ужасающих часов, когда я была у Трейтона. Я не скажу ей, потому что это только ещё больше будет преследовать её, а она этого не заслуживает. Она знает, каково это.

Мы обе знаем.

Мы просто предпочитаем не говорить этого.

— Ты ужасная лгунья, но и я тоже, так что, думаю, мы квиты.

— У нас всё будет хорошо, — говорю я ей, сжимая её руку. — Теперь мы дома, за нами присматривает клуб, и у нас есть это удивительное ранчо, которое нужно исследовать, и альбом, который нужно создать. Жизнь полна солнечного света и радуг, Скар.

Она смеётся, и я едва слышу этот приятный звук, но мне всё равно он нравится. Я улыбаюсь ей.

— В твоих устах всё звучит как мечта, Амалия. И, говоря о тех байкерах, которые присматривают за нами…

Моё сердце колотится о грудную клетку. Я знаю, о чём она спрашивает. Она видела, как Малакай смотрит на меня — мы все видели. Последние несколько дней, что я прихожу сюда, он улыбается мне так, что у меня в животе становится забавно. Такого я не испытывала уже столько лет, что сбилась со счёта.

Но она не понимает, что улыбка — это всё, чем он когда-либо будет для меня.

Тьма моего прошлого всё ещё преследует меня.

От этого никуда не деться.

Для любви нет времени.

Только музыка.

— Я не совсем понимаю, о чём ты говоришь, — тихо отвечаю я, пристально глядя на неё.

Она улыбается.

— Ты знаешь, о чём я говорю. Мэл. Он без ума от тебя.

— Я не заметила. Насчёт тех лошадей, которые стоят у тебя в конюшне, когда мы сможем на них покататься?

Я даже не скрываю, что меняю тему, но я не знаю, что она хочет, чтобы я сказала? У меня нет способа объяснить ей, почему мы с Малакаем никогда не сможем быть вместе, не открыв дверь и не заставив её задать миллионы вопросов. Будет лучше, если мы просто не будем говорить об этом. И я забываю о красивом байкере, который смотрит на меня так, словно я его солнышко.

Она тихо хихикает.

— Ты потрясающе умеешь менять тему разговора. Мы сможем покататься на них, когда нам обеим станет лучше.

Лошади. Она говорит о лошадях.

Я улыбаюсь.

Затем я снова переворачиваюсь на бок, выдыхаю и закрываю глаза. Я не могу дождаться этой свободы, чтобы промчаться галопом по центру загона, ветер дует мне в лицо, и мне наплевать на всё на свете.

Это будет рай.

— Йоу.

Я только сейчас слышу глубокий мужской голос, и это исключительно потому, что он довольно раскатистый. Мы со Скарлетт обе садимся и видим, как Кода входит в комнату с коричневым бумажным пакетом в руке. Он останавливается в изножье кровати и смотрит на нас сверху вниз.

— Вы две были бы мечтой любого мужчины прямо сейчас, если бы не тот факт, что о вас обеих говорят, и последствия были бы смертельными.

Скарлетт хихикает, и я краснею.

Иногда я не знаю, как относиться к этим мужчинам. Они такие смелые. Такие целеустремлённые. Такие впечатляющие. И такие невероятно красивые.

— Спасибо