litbaza книги онлайнТриллерыРэкетир - Джон Гришэм

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 80
Перейти на страницу:

Сначала я не собирался делать карьеру в Уинчестере. Я поступил на юридический факультет Университета Джорджа Мейсона на севере Виргинии, в пригороде Вашингтона. Летом после второго курса мне повезло: меня взяли клерком в огромную компанию на Пенсильвания-авеню, рядом с Капитолийским холмом. Эта была одна из компаний с тысячами адвокатов, с офисами по всему миру, с фамилиями бывших сенаторов на фирменных бланках, с престижной клиентурой и приводившим меня в восторг сумасшедшим ритмом. Моим наивысшим достижением там стала роль мальчика на побегушках на процессе бывшего конгрессмена (нашего клиента), обвинявшегося в преступном сговоре с родным братом с целью вымогательства «откатов» у подрядчика оборонного проекта. Суд был форменным цирком, и я наслаждался близостью к эпицентру событий.

Спустя одиннадцать лет я вошел в тот же зал в здании суда имени Е. Баррета Преттимена в центре Вашингтона, где теперь судили меня самого.

В то лето я был одним из семнадцати клерков. Остальные шестнадцать, студенты десяти лучших юридических факультетов, получили предложения постоянной работы. Сложив все яйца в одну корзину, я весь третий курс мотался по Вашингтону, безрезультатно стучась во все двери. Одновременно со мной по тротуарам Вашингтона слонялось, наверное, несколько тысяч безработных адвокатов, поэтому немудрено было погрузиться в отчаяние. В конце концов я переместился на окраины, где фирмы были еще мельче, а работы еще меньше.

Наконец, признав свое поражение, я вернулся домой. Мои мечты о переходе в высшую лигу померкли. Коупленд и Рид сами сидели на мели и не могли позволить себе нового компаньона, однако, сжалившись, расчистили комнату на втором этаже, где скопилась разная рухлядь. Я старался изо всех сил, хотя не было смысла засиживаться допоздна при таком скромном количестве клиентов. Мы хорошо ладили, и по прошествии пяти лет они великодушно присовокупили к своим именам мое, сделав меня партнером. Мой доход от этого почти не вырос.

Находясь под судом, я с болью наблюдал, как их имена смешивают с грязью, но ничем не мог им помочь. Когда я барахтался в нокдауне, старший агент ФБР сообщил мне, что Коупленду и Риду тоже предъявят обвинение, если я не признаю свою вину и не пойду на сотрудничество с обвинителями. Я счел это блефом, хотя и не был уверен, и послал его к черту.

К счастью, это действительно оказалось блефом.

Я пишу им письма, длинные, эмоциональные, с извинениями и всем прочим, но они никогда на них не отвечают. Я прошу их навестить меня для разговора по душам, но они не отзываются. До моего родного города всего шестьдесят миль, но меня регулярно навещает лишь один человек.

Мой отец был одним из первых чернокожих патрульных на службе у штата Виргиния. Тридцать лет Генри дежурил на дорогах вокруг Уинчестера и не променял бы свою работу ни на какую другую. Ему нравилось стоять на страже и помогать тем, кто в этом нуждался. Нравилась форма, патрульная машина, все, кроме пистолета на поясе. Несколько раз ему приходилось его вынимать, но стрелять — никогда. От белых он ждал обидчивости, от черных — требований снисхождения и был полон решимости проявлять непоколебимую справедливость. Он был суровым копом, не искавшим в законе лазеек. Противозаконный поступок являлся для него противозаконным, без всяких оговорок и крючкотворства.

С того момента, как меня отдали под суд, отец верил в мою виновность хотя бы в чем-то. Презумпция невиновности была забыта вместе с моими уверениями в непричастности. Мозги этого гордого служаки были начисто промыты целой жизнью преследования правонарушителей, и если уж федеральные агенты со всеми их ресурсами сочли меня достойным стостраничного обвинения, то, значит, правы они, а не я. Уверен, он мне сочувствовал и молился, чтобы мне удалось выпутаться, но не очень-то умел донести до меня эти чувства. Он был унижен и не скрывал этого. Как его сына-адвоката угораздило связаться с мерзкой шайкой мошенников?

Я и сам тысячи раз задавал себе тот же вопрос. Приемлемого ответа не существует.

Закончив школу и немного поконфликтовав с законом, Генри Баннистер в возрасте девятнадцати лет поступил в морскую пехоту. Там его быстро превратили в мужчину, в солдата, обожающего дисциплину и гордящегося своим мундиром. Он трижды побывал во Вьетнаме, был там ранен, получил ожоги, даже провел короткое время в плену. Его медали красуются на стене его кабинета в домике, где я вырос. Он живет там один. Мою мать сбил пьяный водитель за два года до моего приговора.

Раз в месяц Генри приезжает во Фростбург и проводит со мной час. Отец в отставке, делать ему особенно нечего, и он мог бы навещать меня каждую неделю, было бы желание. Но такого желания у него нет.

В длительном тюремном сроке много жестоких зигзагов. Например, возникает чувство, что тебя постепенно забывает весь мир, все, кого ты любишь, кто тебе необходим. В первые месяцы почта приходит целыми связками, а потом ручеек иссякает, сводясь к одному-двум письмам в неделю. Друзей и родственников, раньше исправно наносивших визиты, не видишь годами. Мой старший брат Маркус наезжает пару раз в год, чтобы убить час, посвящая меня в свои проблемы. У него трое детей-подростков на разных стадиях несовершеннолетней преступности и спятившая жена. Что такое мои невзгоды по сравнению с его? Несмотря на весь хаос его жизни, визиты Маркуса доставляют мне удовольствие. Он с ранних лет подражал Ричарду Прайору,[1]и меня смешит каждое его слово. Мы целый час хохочем, хотя от проделок его отпрысков впору рыдать. Руби, моя младшая сестра, живет на западном побережье, и я вижу ее раз в год. Она исправно пишет мне каждую неделю, что я очень ценю. Один мой дальний родственник просидел семь лет за вооруженное ограбление — я был его адвокатом — и навещает меня дважды в год в благодарность за мои визиты в годы его отсидки.

После трех лет заключения я месяцами не видел посетителей, не считая отца. Управление тюрем старается, чтобы расстояние от места заключения до дома заключенного составляло миль пятьсот. Мне повезло, что до моего родного Уинчестера рукой подать, ведь могла бы оказаться тысяча миль. Некоторые из оставшихся у меня друзей детства ни разу не преодолели и этого скромного расстояния, о других я ничего не слышу уже пару лет. Большинство моих прежних приятелей-юристов слишком заняты. Товарищ по юридическому факультету пишет мне раз в два месяца, но навестить меня никак не соберется. Он живет в Вашингтоне, в ста пятидесяти милях к востоку отсюда, и утверждает, что трудится без выходных в крупной юридической фирме. Мой лучший друг-десантник живет в Питсбурге, в двух часах езды, и навестил меня во Фростбурге всего один раз.

Наверное, я должен быть благодарен отцу за то, что он так старается.

Он сидит, как всегда, в маленьком помещении для свиданий, положив на стол перед собой коричневый бумажный пакет. Это либо печенье, либо шоколадные кексы от тети Расин, его сестры. Мы здороваемся за руку, но не обнимаемся — Генри Баннистер никогда в жизни не обнимет мужчину. Он разглядывает меня, определяя, не поправился ли я, и, как водится, расспрашивает, как протекает мой стандартный день. Сам он за сорок лет не набрал ни одного лишнего фунта, и на него до сих пор налезает мундир морского пехотинца. Он убежден, что меньше есть — значит дольше жить, и боится умереть неожиданно. Его отец и дед скоропостижно скончались, не дотянув до шестидесяти. Он проходит пять миль в день и полагает, что я должен поступать так же. Я уже смирился, что он никогда не перестанет учить меня жизни, хоть в тюрьме, хоть на свободе.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 80
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?