Усталый дровосек воздержался от комментариев. Вместо этого он молча отбросил топор в сторону и, стянув со своей головы вязаную шапку, замер на месте, сжимая её в руках, после чего в воздухе воцарилась гнетущая тишина. Каждый из людей, стоявших рядом с покойным, чувствовал свою ответственность за свои действия. Вскоре прошло четыре минуты, и собравшиеся люди, решив, что с них хватит, начали было расходиться, но не успели они сделать и двух шагов, как земля вдруг задрожала у них под ногами.

— О Боже! Это... Землетрясение! — глотая слова, завопил продавец кондитерской, падая на землю.

В оглушительном грохоте, который сопутствовал тряске, никто не услышал его слов, но зато каждый из людей с ужасом заметил, как земля под их ногами начала расходиться в стороны и торговые палатки стали проваливаться во всё увеличивающиеся впадины. Торговцы вместе с зевакой метались в панике, но спасения не было — бежать было некуда, с каждой секундой в земле появлялись все новые и новые трещины, из которых кверху поднимались клубы пыли, и за каких-то полминуты вся ярмарка скрылась под землей.

Вскоре землетрясение прекратилось, и оглушительный рокот наконец стих. После того, как ветер разогнал висевшую в воздухе пыль, стало видно, что от всей ярмарки осталась лишь одна-единственная палатка торговца пряностями, которая по счастливой случайности находилась дальше всего от центра, в то время как всё остальное исчезло в огромной воронке, зияющей в земле. Эту жуткую картину дополнял земляной столб, который возвышался в самой середине этой ямы. Вершина этого столба была покрыта травой, на которой, раскинув руки в стороны, неподвижно лежал всё тот же юноша, остекленевшие глаза которого продолжали смотреть в небо, к тому времени уже очистившееся от туч.

Рот молодого человека был слегка приоткрыт, и со стороны могло показаться, что он беззвучно произносит молитву. Было совершенно непонятно, почему участок земли, на котором лежал покойный, не ушёл под землю вместе с остальной частью ярмарки, но одно было ясно наверняка — это землетрясение было не стихийным бедствием, произошедшим по странному капризу природы, но было возмездием за смерть юноши. И словно в подтверждение этому, над долиной раздался громкий крик, полный неизбывной тоски и страдания. Если бы в этой долине остался хотя бы один живой свидетель, то у него создалось бы впечатление, что этот крик раздавался со всех сторон одновременно, как будто источник звука находился где-то на небесах...

...а потом произошло пробуждение ото сна. Маленькая девочка в белой ночной рубашке с громким криком проснулась в своей кровати, по её щекам текли слезы. Сделав несколько глубоких вдохов, она села в постели и протерла глаза кулачком. На улице стояла тишина, лишь изредка нарушаемая шелестом листьев в кронах растущего под окном дерева. В комнату не проникало ни единого лучика света — окна были занавешены тяжелыми портьерами из плотного бархата. Постепенно глаза девочки привыкли к темноте и она смогла различить очертания шкафа, в котором хранились её многочисленные наряды, стола, за которым она рисовала и делала домашнюю работу, а также стула, на котором она любила забираться с ногами.

Оторвав взгляд от интерьера свой комнаты, малышка всхлипнула и подтянула коленки к груди. Обхватив их руками, она замерла, прислушиваясь к своим ощущениям и стараясь успокоиться. Однако это было не так-то просто — все мысли, которые рождались в её голове, так или иначе сводились к одной и той же теме, а именно к ночному кошмару, который, собственно говоря, и вырвал её из объятий сна. Всё еще не до конца проснувшись, она продолжала ощущать тяжесть, которую сновидения оставили у неё на душе. Малышка не сомневалась, что видела во сне именно Его, перед её глазами продолжал стоять Его образ, оживлённый этим сном. Она была почти уверена в том, что даже сейчас, после пробуждения, она всё еще продолжала видеть блеск в Его карих глазах и видела, как Его взъерошенные волосы развеваются на ветру... В трогательном бессилии уронив голову на колени, девочка едва слышно прошептала Его имя.

Но тут она услышала стук в дверь своей спальни. Сначала девочка не придала этому никакого значения, но когда он повторился, она вскочила на ноги и направилась к двери, на ходу поправляя свои длинные черные волосы, которые были взлохмачены во время сна. Открыв дверь, она отступила в сторону, дабы впустить свою мать, которая куталась в голубой халат.

Даже во тьме было заметно, какой у женщины был усталый вид. Войдя в комнату дочери, она остановилась у кровати и повернулась к малышке, которая, глядя прямо перед собой, продолжала молча стоять у порога. Наконец тишину спальни нарушил голос матери:

— Я слышала твой крик, — с отчетливым беспокойством произнесла она.

Отведя взгляд от ковра, который лежал на полу спальни, девочка посмотрела на женщину своими темными глазами, от которых, казалось, исходил лёгкий блеск. Мать обратила внимание на то, что все тело её дочери было напряжено — было совершенно очевидно, что девочка не ожидала ночного визита в свою спальню и ей не нравилось присутствие матери в данный момент. Женщина внимательно вгляделась в лицо малышки и только сейчас заметила, что её глаза были красными от слёз.

— Ты плакала? — обеспокоенным тоном спросила она, присаживаясь на кровать.

Девочка оставила вопрос матери без ответа, продолжая внимательно смотреть на неё, явно выжидая, когда та покинет ее комнату. Кроме этого, она слегка переминаясь с ноги на ногу, вероятно, от прохлады, которая шла из распахнутой двери. Спустя минуту мать, поняв, что просто так от дочери ответа не добиться, решила войти в её доверие.

— Чего ты боишься? — нежно спросила она. — Я ведь рядом с тобой. Скажи мне, я всё пойму...

Казалось, что до этого момента слова матери не доходили до сознания девочки, и только после этих слов та начала понемногу понимать, чего именно от нее хотят. Немного расслабившись, девочка закрыла глаза, будто бы начиная проваливаться в сон. Однако через две секунды она еле слышно вздохнула и вновь открыла их.

— Я думаю, что дядя Джо плохо, — тихо сказала она. — Я даже слышала, как он стонал...

После этих слов маленькая слезинка скатилась по её щеке. Вытерев её ладонью, девочка откинула с лица прядь чёрных волос.

— Дорогуша, — начала