– Господи, Лука! А как же ребенок?

Сестра была на восьмом месяце беременности – для Кейры это был самый большой срок после многочисленных попыток родить для Анджело ребенка.

– Врачи были вынуждены сделать кесарево сечение, – проговорил Лука. – У Кейры началось сильное кровотечение, так что они сразу же позаботились о ребенке…

Лука снова замолчал. Казалось, он мог произносить только короткие реплики, делая паузы, чтобы взять себя в руки.

– И?..

– Девочка, – сообщил он. – Родилась преждевременно, поэтому ее подключили к аппарату искусственного дыхания. Тем не менее доктора уверяют, что она совершенно здорова. Но вот состояние здоровья ее мамы вызывает серьезные опасения. Кейра в коме, и, боюсь, прогнозы не очень хорошие.

Шеннон содрогнулась. Ее сестра умирает, Анджело погиб, их ребенок нуждается в аппарате, который помогает дышать. Хуже ничего не может быть.

– Мне очень жаль, – хрипло произнес Лука.

Но Шеннон поняла: на самом деле ему горько от мысли, что он потерял своего любимого брата, в то время как она, абсолютно этого не заслуживающая, все еще имеет хоть какую-то надежду.

– Извини, – пробормотала она. – Но меня мутит.

Шеннон вскочила с дивана и побежала в ванную.

Лука не пошел за ней, хотя дверь оставалась открытой. Все это уже было раньше, правда при других обстоятельствах.

Ее слишком трясло, чтобы она могла стоять без посторонней помощи. Шеннон села на крышку унитаза и попыталась сосредоточиться. Она должна все обдумать, чтобы общаться с Лукой на спокойной ноте, без истерик. Если она и была в чем-то уверена, попав в сей кошмар, так это в том, что Лука уже предпринял все необходимые меры, прежде чем постучал к ней в дверь.

Это было нормой для любого члена семьи Сальваторе. Они богаты, они могущественны, и со своими врагами справляются точно так же, как привыкли справляться с трагедией – смыкая ряды и действуя как единое целое.

«Один за всех, и все за одного», – размышляла она холодно. Мысль о том, что сестра будет под надежной защитой, должна была успокоить ее, но… не успокоила.

Для них Шеннон была отверженной, отправленной в изгнание за ее так называемые грехи. И перспектива пробиваться через охрану семейства Сальваторе, чтобы находиться рядом со своей сестрой, казалась ей невыносимой.

– О, Кейра… – Она включила воду, чтобы приглушить рыдания.

Луки не было в гостиной, когда Шеннон вернулась. Остался только слишком знакомый его запах, который напомнил ей о том, о чем она не хотела бы вспоминать. Странно, но еще пять минут назад она не ощущала этот запах.

Еще более странно то, что она решила уверить себя, будто Лука ее больше не волнует.

Когда Шеннон увидела его пальто, брошенное на спинку кресла, слезы снова брызнули у нее из глаз.

Ей вспомнились страстные слова любви, обещания совместной жизни, полной безоблачного счастья… Все это превратилось в пыль под его ногами. Вспомнилась сестра, которую Шеннон любила больше жизни. И то, как она отвернулась от Кейры, когда Лука бросил ее.

Чувство вины захлестнуло Шеннон, но в то же время оно не могло вытеснить из памяти мысли о предательстве, которое причиняло ей боль на протяжении двух лет. Лука и Кейра вместе разбили ее сердце, но только разными способами…

Шеннон обнаружила Луку на кухне. Он снимал с плиты стальной кофейник, но, услышав шаги, повернул голову. На долю секунды она увидела его таким, каким видела последний раз два года назад: злым, переполненным чувством отвращения, презрения и чудовищного осознания того, что он только что совершил.

Затем видение исчезло, и теперь перед ней стоял просто утомленный мужчина, понимающий, что, несмотря ни на что, жизнь продолжается.

– Я подумал, нам обоим это не помешает, объяснил он спокойно, указывая на кофе, который только что сварил. – Еще я приготовил несколько тостов, чтобы успокоить твой желудок.

Проследив за кивком его темноволосой головы, Шеннон заметила тарелку с поджаренными тостами. Ее желудок снова отозвался спазмом но не от мысли о еде, а оттого, что эта сцена опять воскресила воспоминания о былом. О тех временах, когда этот богатый, искушенный и испорченный человек удивлял ее своей заботой.

Лука владел домами в нескольких странах, личными самолетами и вертолетами, прекрасными яхтами. Он управлял огромной многонациональной финансовой компанией, в которой трудились тысячи служащих со всех уголков земного шара, но он не любил слуг, нарушающих его личную жизнь, и допускал их только тогда, когда в этом была необходимость. Поэтому умел вкусно готовить и варил самый лучший кофе, который она когда-либо пробовала.

Но здесь, на ее кухне. Лука просто играет роль человека, искренне заботящегося о ней. Лицемер!

На Шеннон вновь нахлынуло горькое чувство разочарования.

– Я бы предпочла поскорее уехать, – сказала она, собрав все свое самообладание. – Предполагается, что ты поможешь мне добраться до Флоренции?

– Конечно, – подтвердил он. – Но придется еще немного подождать. Самолет надо заправить и провести обычную проверку.

– Ты имеешь в виду, что прилетел из Флоренции… сегодня? – Шеннон была настолько ошеломлена, что у нее даже перехватило дыхание.

Его брат только что трагически погиб, а невестка находится в тяжелом состоянии. Мать и две сестры наверняка нуждаются в нем. А он стоит здесь и готовит для нее кофе и тосты?

– Кто-то должен был сказать тебе об аварии.

– Не проще было оставить сообщение на автоответчике?

– Глупости.

Лука поставил кофейник на стол рядом с тарелкой с тостами, затем взглянул на часы, тяжелый золотой браслет которых обхватывал мощное запястье. Шеннон всегда поражалась тому, как он был сложен. Рельефная мускулатура говорила о его недюжинной силе, каким-то непостижимым образом не входя в противоречие с худощавостью и изяществом движений.

Широкие плечи переходили в длинную, гибкую спину, а та в свою очередь – в узкие бедра.

Лука мог легко поднять ее одной рукой – Шеннон знала это, потому что однажды он так и сделал, когда она его спровоцировала. Тогда они валялись в кровати, задыхаясь от смеха, потому что за несколько минут до этого Шеннон, только что искупавшаяся, мокрая и обнаженная, первая набросилась на него.

Не было такой женщины, которая не испытывала бы трепет, когда Лука находился рядом.

Шеннон же не просто трепетала, она сгорала от страсти. Ни один мужчина не мог сравниться с ним.

– Давай, ешь свой тост, – мрачно произнес Лука.

Шеннон гак и подмывало сказать ему, чтобы он шел куда подальше со своей заботой. Зачем он изображает, будто между ними ничего нет, кроме весьма поверхностных родственных отношений?

Ради всего святого, они столько раз тонули в объятиях друг друга! Он – пылкий итальянец, она не менее пылкая ирландка. Оба упрямые, горячего нрава, с адским темпераментом… Однако здравый смысл подсказывал ей, что надо промолчать и уступить, если она не хочет развязать полномасштабную войну.