вернулся зараженный пороком куда более страшным, чем страсть к собственной сестре: он отпал от Девяти Матерей, чей культ царил и в Теджрите, и в Энгереке. Он стал поклоняться Анегмару-охотнику, но поначалу скрывал это, чтобы не отвратить прежних союзников.

Упрямый и гневливый от природы, он вскоре начал тяготиться и своей тайной, и бременем обретённой власти, а интриги и постоянная боязнь покушений, вылившаяся в подозрительность ко всем его придворным, ничуть не смягчали его нрава. Он плохо спал, нередко злоупотреблял вином и часто казнил неугодных, чем вызывал гнев их родни и недовольство народа.

Мало кто его любил, но он сам этого не замечал и ничьей любви не искал. Кахит довольствовался чужим уважением и страхом, которые, как ему казалось, причитались ему по праву рождения.

Эйлем смиренно наблюдала, как ее муж постепенно отдалял от себя придворных и сановников, поклонявшихся Девяти, приближая к себе почитателей Анегмара, и смутная тревога постепенно охватывала ее сердце.

Она мало знала об этой вере: в Теджрите ее приверженцев было не найти, да и в Энгереке их было гораздо меньше, чем тех, кто открыл свои сердца и души Девяти Матерям. Их власть над известным миром казалась нерушимой, и не стоило искать культа более справедливого и милосердного.

Увлекаемая смутным интересом, Эйлем стала расспрашивать жрецов об Анегмаре. Те поведали ей о том, что в начале мира было два солнца, одно из которых погасло и обратилось в прах. Второе же пылало ярче любого светила, и раскаленный огонь капал с него на безжизненные земли. Падая в пыль, его огонь облекался в плоть, и так появились первые из людей. Сильнейшим среди них был колесничий и охотник Анегмар. Он убил древнее чудовище, и из его плоти, костей и крови появились моря и реки, плодородные земли, птицы, рыбы и многие звери.

Анегмар пылал неугасимой страстью к Эрей, неуловимой гостье, которой его любовь была чужда. Но с такой силой, с какой Эрей отвергала Анегмара, его любила чародейка Леккеж. Однажды она приняла облик неуловимой возлюбленной и провела с Анегмаром ночь. Узнав об обмане, он прогнал Леккеж и снова устремился за Эрей, но она ускользала и оставалась холодна, как бьющий из недр земли ключ.

И тогда Леккеж снова пришла к нему и сказала, что расскажет, как завоевать Эрей, если Анегмар сперва возляжет с нею самой. Он согласился, и колдунья поведала ему о том, что он должен подняться в горы, ни одной живой твари не погубив, ни одного дерева не сломав, ни одного плода не сорвав, и испить воды из озера Мельд. Там на берегу его будет ждать неуловимая Эрей, и если он сделает все в точности, то она ему не откажет.

Анегмар отправился в путь, но он не мог утолить голод, не сорвав плода, не мог восполнить свои силы, не вкусив плоти убитого зверя, не мог согреться ночью, не обломав ветвей для костра. И когда он достиг горного озера, где ждала его Эрей, она увидела, что он не исполнил ее воли, и, оскорбленная, удалилась в недостижимый лунный чертог, оставив Анегмара с обожженным неутоленною страстью сердцем. Вернувшись, Анегмар наказал Леккеж и больше не искал ничьей благосклонности.

* * *

Опечаленная возвращалась Эйлем в свои покои, когда дворцовый раб передал ей послание из дома. Ее стареющий отец знал о несчастьях дочери, об отступничестве Кахита, о том, что творилось в Энгереке, и о сотне важных мелочей, о которых ему докладывали его лазутчики. Он писал ей, что те воины, которые прибыли в царство когда-то для помощи Кахиту, все еще верны Теджриту и с радостью встанут на ее сторону. Он предлагал дочери свободу и власть, понимая, что, если Кахит и его сподвижники, почитающие Анегмара, окажутся сильнее, Эйлем наверняка погибнет.

Слова отца не встревожили ее. Она уже давно спала и не видела снов, она ела, и еда не имела для нее вкуса. Она больше не чувствовала благодати в обителях Девяти: Милостивые Мейшет, Амра и Вириде, некогда дарившие ее надеждой, отвернулись от Эйлем, и только воинственная Вурушма и справедливая Илму питали ее ум, пока истерзанное печалями сердце билось ровно и медленно, будто принадлежало вовсе не ей.

Она снова стала искать утешения в науках и искусствах.

Править открыто она не могла: Кахит не позволил бы ей этого. Но она наблюдала, беседовала с избранными сановниками, принимала ученых мужей и лишь изредка осмеливалась донести свои мысли до мужа. Чаще всего она прятала их в речах верных ей людей и царских советников, которые были к ней благосклонны и разделяли её взгляды. Иногда он прислушивался к ним, но чаще всего поступал по-своему, и ясно было, что союз с Теджритом для него уже не так ценен, и покровительство Девяти он променял на сомнительную благосклонность Анегмара.

Иногда Эйлем думала о нежной Зеррен, и ей становилось жаль ее. Кахит не позволил выдать ее замуж или отправить в другой город. Бежать Зеррен не хотела, потому что боялась гнева брата. Эйлем не следила за нею и не знала, добился ли Кахит своего.

Она сама не испытывала к нему ни любви, ни отвращения. В ней жила холодная ярость, но она была послушна разуму Эйлем. Ни словом, ни поступком не выказала она эту ярость Кахиту. Она оставалась молчаливой и спокойной, все так же проводила время то в садах, то с другими девушками гарема; как прежде вела долгие беседы со жрецами Девяти, но нити заговора уже плотно оплели дворец.

Вместе с Кахитом она посещала казни и празднества, сопровождала его во время больших охот, и видела, как он вместе со своими новыми приближенными приносит жертвы Анегмару и каким недобрым огнем горят глаза послов Карара, жаждущих союза с Энгереком.

Однажды во время одной из таких охот, больше напоминавшей безумное, выплеснувшееся за пределы дворца празднество, когда пути всадников усеивали убитые ими птицы, а охотничьи леопарды задирали одного оленя за другим, привлеченный кровью или смущенный шумом им навстречу вышел тигр. Эйлем затрепетала при виде лесного царя, первозданно могучего, гибкого, сильного.

Охотники зашумели, предвкушая дорогую добычу, достойную Кахита. Они натягивали тетивы своих луков, вскидывали копья, подначивали испуганных коней. Одного всадника тигр убил, еще несколько не совладали с лошадьми. Казалось, Анегмар не благоволит