Добрыня мягко, как-то по-доброму усмехнулся:

– Все, да не все, княже…

Тот стремительно приблизился к воеводе.

– Что ты скрываешь?! Какими еще тайнами окутана моя жизнь? Я должен знать все!

Широким рукавом Добрыня вытер выступивший на лбу пот и еле слышно выдавил:

– Я и Малуша – дети князя Мала. Из всего нашего рода Ольга оставила в живых только нас двоих и взяла к себе заложниками.

На какое-то время воцарилось молчание. Наконец Владимир тихо спросил:

– Значит, и во мне течет кровь древлянского князя Мала?

– Он – твой родной дед.

– Что же ты раньше молчал? Меня всю жизнь попрекали низкородством, а тут все наоборот. Во мне течет кровь двух великих родов! Не понимаю, зачем это скрывали, тем более от меня…

– А затем, чтобы ты не мстил Киеву за князя Мала.

– Почему же ты, дядя, не мстишь? У тебя для этого больше оснований. Как-никак, ты сын князя Мала.

Добрыня тяжело вздохнул.

– Признаюсь, княже, что соблазн пустить Киеву кровь был велик.

– И что же тебя остановило?

– Разве я похож на придурка? Зачем мне крушить свое добро?

Великий князь рассмеялся и обнял Добрыню за могучие плечи.

– За что люблю тебя, дядя, так это за ум. Ты всегда найдешь выход. Даже когда выхода нет. И с принцессой Анной что-нибудь придумаешь. Сегодня же на пиру и изложишь мне свой замысел.

И, не дав Добрыне ни секунды на возражения, Владимир стремительно выбежал из опочивальни.

В Киевской Руси всех князей учили пить с малолетства. Пиры длились не менее трех дней, а то и неделю. Для таких пиров изготавливались специальные кубки и чаши. Многие были двуручные, однако их, не осушив до последней капли, невозможно было поставить, не пролив вина. Пиво, вино, хмельной мед и даже крепкий сбитень всегда наливали до краев. Тех, кто не справлялся, с позором выгоняли из-за стола. Князьям предоставлялось исключительное право пить из посуды, размеры которой до сих пор поражают воображение. И все же утром князья и воеводы, если были дела, даже не опохмелялись. Независимо от количества выпитого, они всегда крепко держались на ногах и сохраняли голову ясной. Этот секрет, к сожалению, безвозвратно утерян вместе с Киевской Русью. А как бы он пригодился в наше время! Сколько несчастий и трагедий удалось бы избежать…

Справедливости ради надо заметить, что и в то славное время далеко не все владели искусством правильного пития. Сей прискорбный факт не мог не отметить мечник Добрыни Острожко, срочно вызванный воеводой. Княжеский двор после вчерашнего пира был настолько густо завален безжизненными богатырями и настолько обильно окроплен тем, что эти богатыри из себя извергли после обильного возлияния, что добраться до терема Добрыни, не замаравшись, не представлялось возможным. Несведущий наверняка принял бы увиденную картину за поле сечи, где только что закончилось кровавое побоище. Могучие воины буквально вповалку лежали друг на друге; протяжные тихие стоны доносились из груд поверженных тел. Поражало отсутствие мечей, щитов и других воинских доспехов. Как будто все были врасплох застигнуты невидимым врагом и повержены в один миг.

Острожко с грустью смотрел на свои новые сафьяновые сапоги. После предстоящего перехода их наверняка придется выбросить. А как потом войти к воеводе? Не босиком же! Хоть возвращайся за запасными сапогами. Добрыня же ждать не любит. В глубоком раздумье переминался Острожко возле ворот с ноги на ногу, пока его не осенила спасительная, как ему показалось, мысль.

– Помогите! – крикнул он во все горло.

Прислушался – нет ответа.

– Ау!!! Есть кто живой?!

И опять никто не отозвался.

– Спасите!!! Гибну-у-у!!!

Стихли даже стоны.

Тогда Острожко прибег к крайнему и опасному призыву:

– Именем Великого князя! Ради спасения Владимира! Приказываю! Отзовись!

И тут одна из дверей княжеского терема со страшным грохотом распахнулась, едва не слетев с петель. Слегка пошатываясь, на высокое крыльцо терема вышел отрок Громыхало, известный всему Киеву своей силой и удалью.

– Кто тут угрожает Великому князю?

И без того щуплый Острожко непроизвольно съежился и хотел уже юркнуть за ворота, но обладающий отличным зрением Громыхало заметил его и радостно воскликнул:

– Острожко! Что ты там стоишь?! Иди скорее сюда! А то выпить не с кем.

Мечник прекрасно понимал, как бесполезно объяснять бесхитростному дружиннику суть своих проблем, и поэтому ответил совсем не то, что думал:

– С радостью, дружище. Только вот дойти до тебя не могу.

– Что случилось?

– Ногу подвернул, – без зазрения совести солгал Острожко и для пущей убедительности припал на левую ногу и слегка похромал.

– Так что же ты раньше молчал?! – воскликнул Громыхало, широко раскинув руки. – А я на что? Считай, что ты уже сидишь за дубовым столом.

Бесцеремонно распихивая ногами лежащие тела, могучий отрок проложил себе дорогу, словно просеку в буреломе, легко взял мечника под мышку и понес в терем. Острожко не издал ни звука, но, оказавшись на крыльце, легко выскользнул из объятий дружинника.

– Жди меня в большом зале. Я скоро приду… – произнес он скороговоркой и, никак не объяснив свое чудесное выздоровление, вприпрыжку помчался в покои Добрыни.

Тот уже облачился в длинную белую столу и коротал время над шахматной доской. Мечник вошел бесшумно и остановился поодаль, опасаясь своим присутствием прервать ход мыслей хозяина. Однако воевода, не поворачивая головы, жестом подозвал к себе Острожко.

– Как думаешь, когда король пожертвует любимой королевой?

Речь вроде бы шла о шахматах, но мечник сразу уловил в словах Добрыни нечто большее и ответил также двусмысленно:

– Только в двух случаях. Во-первых, если королю угрожает смертельная опасность. А во-вторых, если королева ему надоела и больше не нужна. Особенно, если такая жертва позволит добиться желаемого результата.

Воевода? забыв о шахматах, задумчиво почесал бороду. Ох и умен же этот Острожко! Холоп, а соображает лучше любого боярина. Совсем не зря Добрыня приблизил его к себе – Острожко фактически стал его главным тайным советником. Он легко находил блестящие выходы из самых безнадежных ситуаций. Поэтому без всяких кривотолков Добрыня подробно пересказал своему тайному советнику весь разговор с Великим князем. Острожко внимательно выслушал и вдруг расхохотался.

– Ты что, белены объелся?! – изумился воевода. – Что тут смешного?

– Cамое смешное в том, что Владимир прав.

– В чем? Уж не в том ли, чтобы идти на Царьград?