По электронке я поинтересовалась у него на предмет москитной сетки и «одежды, тщательно обработанной перметрином» – подобные меры настойчиво рекомендуются во всех путеводителях по Африке для защиты от малярии. Но Олли посоветовал мне расслабиться. Если принимать лекарства, то можно забыть о проблеме. И все равно я готова поклясться, что врач нашей поликлиники выглядела явно озабоченной, выписывая мне рецепт.

Не могу не думать о крайне однобоком и крайне искаженном видении Африки в сознании живущих на Западе людей. Выставка чилийского художника Альфредо Джаара в музее «Киасма» в Хельсинки недавно очень четко это показала. Собранные им обложки журнала «Тайм» дают наглядное представление о том, какого рода африканские картинки нам скармливают: дикие животные, кричащая нищета, голод, болезни и войны. А вот города, культурная жизнь и университеты – обычная жизнь африканцев среднего класса – напрочь отсутствуют. И ведь я тоже подпитываюсь этими образами. Думая об Африке, я вспоминаю о болезнях, антисанитарии и терроре, о грабежах, насилии, похищениях людей и зашкаливающей статистике дорожно-транспортных происшествий. Я думаю о москитах, змеях, мухах цеце, об амебах, шистосомозе, малярийном отеке мозга, о диарее, солнечном ударе, желтой лихорадке, холере, ВИЧ и вирусе Эбола.

Или еще хуже: я думаю о чем-то таком, чего даже не существует. Спрашивая совета у двух работавших в кенийском Найроби знакомых, я поняла, что существую в абстрактном пространстве заблуждений, надуманных мечтаний и романтизированных образов. Они рассказывают о трущобах Киберы и о работе в лагерях для беженцев. Для моих знакомых поездка в Кению означает благотворительную работу во благо беженцев и уличных детей. Мне как-то неловко признаваться им, что я-то мечтаю о сафари в колониальном духе, об очаровании давно ушедшего мира, о перелете над саванной на частном самолете. Что я хочу научиться языку слонов и посмотреть прямо в глаза льву, а еще вечером, сидя на походном стуле перед палаткой, стучать клавишами старинной печатной машинки или читать книгу в кожаном переплете, держа в другой руке хрустальный бокал.

И вообще, в этом году помимо подготовки к поездке и изучения биографии Карен Бликсен выдалась довольно странная весна. В феврале мне пришлось удалить зуб мудрости, вследствие чего я не могла открыть рот целых три недели. Одурманенная лекарствами, я просто лежала на чердаке у родителей, пила через трубочку мамины отвары, читала книжку Аксели Галлена-Каллела об Африке и завидовала бегемоту в телевизоре, способному распахнуть пасть на 180 градусов. В марте из-за проблем с горлом мне пришлось восстанавливать голос. Я выполняла странные упражнения и пела вместе с врачом на два голоса гимн Финляндии через вставленную в стакан стеклянную трубку. Верхом абсурда оказалась фоноскопическая экспертиза, в результате которой констатировали, что у меня сопрано, хотя я разговариваю самым низким тембром из возможных. Подумать только – сопрано! Какая чушь! Мое представление о самой себе всегда основывалось на том, что я обладаю печальным и флегматичным альтом, а теперь, оказывается, я некто совершенно иной: радостная, экзальтированная и исполненная энергии женщина, всю свою жизнь разговаривавшая не своим голосом!

Символика во всем. Я отправляюсь в путь, чтобы найти новый голос. Голос смелой женщины, идущей по жизни с улыбкой на устах.

Пока еще не нашла.

Пишу Карен безответное письмо на салфетке, еще не подозревая, что мое отношение к ней будет неожиданно противоречивым.

Ночная женщина № 1: Карен Бликсен, урожденная Динесен.

Род занятий: кофейный плантатор, позже – литератор. Прибыла в Африку в январе 1914 года в возрасте 28 лет. Провела в Африке в общей сложности восемнадцать лет, управляя плантацией. Окончательно покинула Африку в июле 1931 года в возрасте 46 лет без средств к существованию, в состоянии депрессии, больная сифилисом, полностью все потерявшая. Перебралась к матери в дом, где провела детство, и приступила к написанию своей первой книги.

Отправляясь на Черный континент в 1913 году, Карен хотела только одного – перемен в жизни. Ей опостылело все то, что предлагалось молодой даме в ее мире, и переезд в Африку стал для нее «планом Б».

Карен Динесен родилась в 1885 году в состоятельной датской семье и провела детские годы в старинном поместье Рунгстедлунд на берегу моря неподалеку от Копенгагена. Танне, как называли ее домашние, была папиной дочкой. Это неудивительно: отец считался человеком свободомыслящим, путешествовал по Америке и жил вместе с индейцами. Карен ощущала тягу к этому миру страстей, героических деяний и влекущих дальних стран. Однако отец покончил с собой, когда ей исполнилось десять, и это травмировало ее на всю оставшуюся жизнь.

А вот женский мир матушек и тетушек она презирала. Казалось, жизнь женщин ограничена четырьмя стенами, в которых они сидят, готовые бесконечно перемалывать вопросы половой морали и нравственности. В таком мире женщин не готовили зарабатывать себе на пропитание – там учили только удачно выходить замуж. Карен также получила подобающее для девушки из высшего общества воспитание. Частные учителя обучали ее декламировать стихи, писать красивым почерком, разговаривать на английском и французском и при этом обходить стороной такие ненужные для женщины предметы, как математика. Жизнь в Рунгстедлунде шла замкнуто, наводя клаустрофобию. Впоследствии, всякий раз возвращаясь туда, Карен говорила, что ощущает себя вошедшей в переполненный вагон поезда: такая же затхлость, что не продохнуть. А ей не хотелось оставаться в душном вагоне, и она вовсе не собиралась жить сословной жизнью, праздно проводя время, занимаясь семьей и благотворительностью.

Ей исполнилось двадцать, и она решила стать художницей, для чего поступила в Датскую королевскую академию изящных искусств. В свободное от учебы время Карен предавалась веселью в кругу аристократов, где увлекались скаковыми лошадьми, охотились на птиц, играли в гольф, пили виски, устраивались балы, где приобретались автомобили и самолеты и пылали страсти. В тех же кругах вращались и ее младшие двоюродные братья – Брор и Ханс фон Бликсен-Финеке. Первый слыл неунывающим, безответственным транжирой и эпикурейцем, ставившим праздник во главу угла всей своей жизни и не особенно заботившимся об уме или утонченности манер. Не в него влюбилась Карен, а в его брата-близнеца Ханса.

Однако Ханс совсем не интересовался Карен, чем разбил ее сердце. В 1910 году она перебралась в Париж и занялась оттачиванием манер. В итоге Карен стала бойкой, острой на язык и немного пугающей своей колкостью юной фрекен. Она курила папиросы, говорила низким голосом, а свое домашнее прозвище стала произносить на русский манер – Таня. И когда Брор фон Бликсен через пару лет попросил ее руки, Карен ему не отказала. Вместе с ним можно было осуществить нечто совершенно неожиданное, а именно: отправиться в Африку. К этому времени Карен исполнилось 27 лет.