Вот и всё, собственно.

Николай Иванович был топ-менеджер и к тому же акционер одной очень серьезной компании. Жена у него тоже работала в бизнесе; богатые люди, я же говорю. У них было несчастье: у шестилетнего сына после травмы позвоночника отнялись ноги.

Звали лучших врачей, платили любые деньги, возили по всей Европе. Все без толку.

Сядет Николай Иванович рано утром у кроватки сына, подопрет голову кулаками и думает: Господи, всё бы отдал, всё бы отдал, всё, всё всё бы отдал…

Вот.

Один раз к ним пришел реставратор, поправить антикварное кресло. А в кресле сидел мальчик и смотрел, как этот старенький столяр своими стамесками ковыряется в резных львиных лапах.

Старик говорит мальчику:

– Эй, паренек, ноги-то убери! Мешаешь!

Николай Иванович как раз проходил мимо открытой двери и бросился в комнату, чтоб заткнуть ему рот, но вдруг увидел, что мальчик поджал ноги.

– Вы… Вы это умеете? – спросил он старика, вытащив его в коридор.

– Ну, – сказал старик.

– Сколько вы хотите? Миллион долларов? Два миллиона? У меня дом на Рублевке. Берите.

– Вот, я услыхал, вы с супругой говорили. Что вы мальчишечку собрались в Аргентину везти. Клиника доктора, это, забыл фамилию. Курс лечения два месяца. Так?

– Так, – сказал Николай Иванович.

– Вот и заплатишь мне, сколько бы истратил на эту Аргентину, – сказал старик, переходя на «ты». – Копейка в копейку. Мне лишнего не надо. А пареньку по утрам ноги растирай снизу вверх. И потом станови его на пол. И постепенно отпускай.

Мальчик выздоровел. Хотелось отвалить миллион. Но старик зачем-то просил точно. Хорошо, пусть так.

На столе лежали пакет с деньгами и лист бумаги с цифрами.

– Считаем, – сказал Николай Иванович. – Самолет в оба конца. Клиника. Нам с женой гостиница. Машина. Шофер к машине. Прислуга. Переводчик. Чаевые. Наша зарплата, кстати! Ведь мы с женой два месяца бы не работали, взяли бы отпуск за свой счет, так что неполученная нами зарплата – тоже расход. Видите, все честно.

– А жратва? – спросил старик. – Почему жратву не включил?

– Нет, позвольте, – сказал Николай Иванович. – Да, мы тратили бы на еду в Аргентине, но! Но зато не тратили бы в Москве! Здесь, кстати, еда дороже. Во всяком случае, та еда, к которой мы привыкли. Так что еще неизвестно, кстати…

– Серьезный какой! – засмеялся старик и исчез.

Николай Иванович вздрагивает и поднимает голову. Мальчик спит, посапывая. Он щиплет его пятку, выглянувшую из-под одеяла. Мальчик не чувствует. Николай Иванович внутренне плачет и снова повторяет: всё бы отдал, всё бы отдал.

У Сафонова не было женщины уже давно. Ни жены, ни подруги, ни мимолетной связи. Не говоря о проститутках, потому что он был человек немолодой и брезгливый. Сафонов, однако, притворялся, что женщина у него есть. Перед случайными визитерами притворялся, перед сантехником и электриком, перед курьером, когда заказывал по телефону пятнадцать пятилитровых бутылей питьевой воды Шишкин Лес. Он не пил воду из-под крана, даже в кипяченом виде.

Кто приходил в его квартиру, видел женские домашние тапочки в прихожей, стеганый халат и вторую зубную щетку в ванной, ну и по мелочи: брошка, цепочка, несколько тюбиков косметики на подоконнике.

Но вообще люди к нему приходили очень редко, так что он, честно говоря, притворялся сам перед собой.

Однажды он выносил мусор и оставил приоткрытой дверь. А когда возвращался, к нему в квартиру вдруг шмыгнула кошка.

– Кыш! – закричал Сафонов и принялся выгонять ее вон.

Но кошка металась по кухне, потом кинулась в комнату и забралась на шкаф.

– Кыш! – замахал руками Сафонов.

Но кошка не трогалась с места и только поводила хвостом. Тогда он свернул газету в трубку, встал на табурет и стал кошку этой бумажной трубкой бить. Но ей было небольно. Она сидела и смотрела на Сафонова желтыми глазами.

– Чего тебе надо? – спросил Сафонов.

– Ничего, – сказала кошка.

– Ты кто? – спросил он.

– Я уборку делала на улице Маневича, дом восемь, – сказала она. – Фамилия Родионовы. Квартира сто семь. Профессор Родионов, помнишь? И жена его Алевтина Петровна.

– Помню! – обрадовался Сафонов.

– Они мне ключи оставляли, а сами уезжали на дачу. И ты ко мне приходил, в пустую квартиру. Потому что ты был ихний племянник.

– Правда! – вспомнил Сафонов. – Тетя Лёля была мамина сестра.

– Потом я уехала обратно домой, в город Алатырь. Ты сказал: пиши до востребования. Я писала, а письма обратно приходили, через три месяца. У меня ребенок родился. Замуж вышла. Муж выпивал, потом в тюрьму сел. Свекровь меня из дома выжила, тем более что сын в армию пошел и там повесился.

– А ты что? – глупо спросил Сафонов.

– А я на помойку! – засмеялась она и вдруг сиганула со шкафа в открытое окно.

Сафонов спрыгнул с табурета и бросился к окну, ему на секунду захотелось за ней, догнать, спасти – но сырой ветер отрезвил его.

– В конце концов, это только кошка, – громко сказал он и проснулся.

Это он во сне скинул одеяло, и его разбудил холод.

– Да, – повторил он. – Всего лишь кошечка…

Однако в тот же день он выбросил женские тапочки, халат и всё прочее. Купил в зоомагазине кошачий домик с подушкой, лоток и пакет корма. И стал притворяться, что у него есть кошка.

Игорь Побряхин сменил симки на всех трех мобильниках. Сменил машину. Переехал на другую квартиру. Делами руководил по электронке, с нового адреса.

Все это длилось неполных двое суток, а Побряхину казалось, что он уже несколько лет провел в подполье, читая в Интернете издевательские комментарии и глядя бесчисленные перепосты этого подлого ролика, где он совершенно искренне и довольно нежно любит студентку Владу Чумаченко. Кличка Чума.

Они познакомились, когда Побряхин выступал в политехе с лекцией о роли малого бизнеса в развитии инноваций. Подошла с вопросом. Так, слово за слово. Потом он ее подвез. Зашли в кафе. А кафе оказалось на первом этаже ее дома. Она захотела его познакомить с папой и мамой, чтоб они тоже проголосовали за его партию. Но родителей не было: записка, что уехали на дачу…

Потом выяснилось, что там побывали еще человек пять заметных личностей, и про всех выложили ролики в Сети.

Игорь Побряхин был бизнесмен и начинающий политик. Он готовился возглавить региональный список партии Трудолюбивая Россия. Наверху все согласовано. И вот такая гадость. С губернатором его не соединили. Партийный босс сказал: «Да, подкосил ты нас, Побряхин!» – и трубку бросил. Знакомым фээсбэшникам он звонить побоялся.