раскрыл рот. Потом он прыгнул с кровати на стол, со стола на пол. И убежал из комнаты.

– Кажется, мы немного переборщили, – огорчилась мама. – Противник оказался морально не подготовлен.

– Ведь мы хотели, чтоб всё было по-настоящему, – сказал я.

Мы вылезли из танка и пошли разыскивать противника. Папы нигде не было. Только из-под двери в ванной виднелся свет.

– Эй! Это мы, – говорит мама через дверь. – Сдавайся!

И я тоже кричу:

– Сдавайся! Ты окружён!

Папа услышал наши голоса и выглянул из ванной.

– А, это вы, – сказал он. Вид у него был неважный.

– Поздравляем тебя с праздником, – сказала мама. И протянула папе подарок – новую бритву. – Сюрприз с пробуждением. Ты не обижайся. Праздник есть праздник!

Папа не очень обижался. Он только долго молчал. Потом он пил чай и грустно приговаривал: «Праздник есть праздник… Праздник есть праздник…»

По праздникам у папы всегда грустное настроение.

В ожидании верблюда

Мы играем в футбол в нашем дворе. Мяч летает из угла в угол. У нас во дворе полным-полно углов.

– Им есть, где разгуляться! – говорят наши родители.

И мы разгуливаемся вовсю. Дым коромыслом!

А после дождя в футбол играть совсем негде. Посреди двора – большая лужа.

Но вот приходит верблюд и медленно выпивает всю лужу. А потом уходит восвояси.

– Ура! – кричим мы. – Да здравствуют верблюды!

Мы снова играем в футбол. Целое утро, целый день и целый вечер. Потом снова льёт дождь, и лужа полным-полна.

Мы долго ждём верблюда. Но его нет. А в школе нам рассказывают, что верблюд – корабль пустыни и запасается водой на много дней.

Из-за этого верблюда мы теперь долго не сможем играть в футбол. От скуки мы валяем дурака.

– Им негде разгуляться, – с грустью говорят наши родители.

Они тоже ждут верблюда. Мы ждём верблюда все вместе.

Как мы неграми были

Мы мчались на поезде в неведомую даль. Там, вдали, жила-была наша любимая бабушка. Нам хотелось поскорее её увидеть, и мы с папой то и дело высовывались в поездное окно. То он, то я, то я, то он.

Вот папа высунулся, ойкнул, чихнул и всунулся обратно с чёрным лицом.

– Ну, здорово! – воскликнул я. И быстренько в окно выглянул. Только я ничего не успел увидеть. Просто дёрнулся, ойкнул, чихнул – и обратно. А в оконном стекле моя чёрная физиономия отразилась.

– Интересно, отчего это вы так моментально закоптились?! – удивляется мама и сама в окно высовывается. Только она ничего не успела увидеть, как сама чёрная стала.

Сидим мы в купе, друг на друга пальцами показываем и смеёмся. Надо же, какие грязные!

– Ладно, – говорит мама. – Хватит баловаться, пойдём в туалет умываться.

Пришли мы в туалет, а там кран сухой из стены торчит.

– Кончилась вода, граждане негры! – говорит нам проводник и почему-то по-иностранному добавляет: – Гитлер капут!

– Ура! – кричу я. – Хоть немножко грязными походим!

– Ай, да мальчик! Ай, да молодец! – восхищается проводник. – Мало, что негр, а по-нашему говорит. Ты, мальчик, передай своим родителям-неграм, что я телеграмму на вокзал вышлю. Чтоб, значит, вас встретили как почётную африканскую делегацию.

Подъезжаем мы через час к вокзалу, а возле нашего вагона сразу беготня начинается. Все с цветами носятся и разными плакатами машут. На одном написано: «Негры – тоже люди!», а на другом – «Мы – тоже негры!».

Я успел только два плаката прочитать. Потому что начальник вокзала в бубен ударил и плясать начал на платформе. А нас подхватили и в машину стали запихивать.

Когда нас в гостиницу привезли, мы даже умыться не успели. И маму, и папу, и меня сразу в ресторан поволокли, незрелыми бананами угощать стали. А сами вокруг расселись и «Катюшу» петь начали. А потом нас на руках в комнату отнесли.

– Отдыхайте, – говорят, – граждане негры. Мы пока для вас подготовим встречу с тружениками села.

Когда все из комнаты вышли, папа наконец отдышался и говорит:

– Кажется, нас приняли за негритянскую делегацию.

– Это их проводник надоумил, – говорю я.

– Теперь они нас в покое не оставят, – говорит мама. – Затискают совсем, заставят негритянские танцы перед тружениками села танцевать. А у бабушки, наверное, пироги стынут…

Тут мы все вспомнили про бабушку и нам ещё сильнее захотелось перестать быть почётными неграми.

– Побежали отсюда, – говорю я. И потихоньку дверь в коридор приоткрываю. А из-за двери нам опять кричат: «Гитлер капут!» – и суют недозрелые бананы.

– Просто так они нас не выпустят, – грустно говорит папа. И начинает раздеваться. Потом он мажет себя гуталином, чтобы не только лицо, но и всё тело как у негра было. А из листьев фикуса юбочку негритянскую себе делает.

И в таком виде папа как за дверь выскочит, как зарычит по-иностранному! Тут все наши встречальщики вмиг разлетелись.

А мы быстренько в ванной отмылись, стали беленькими и к бабушке в гости побежали. Пока пироги у неё не остыли.

Папа и цыгане

– Что-то долго нет отца, – сказала мама и посмотрела на часы. А я не стал смотреть на часы, я знал, что папа скоро придёт. Тут в прихожей раздался звонок.

– Ура! – закричал я и побежал открывать дверь.

На пороге стоял цыганский мальчик. Он хотел пить.

Потом пришла цыганская девочка и тоже попросила пить. Потом пить попросила взрослая женщина в разноцветной юбке. Скоро у нас в квартире был целый табор. Они все хотели пить.

А потом они захотели посмотреть нашу квартиру. И пошли гулять по комнатам.

И тогда у нас стали исчезать вещи. Сначала исчезла мамина кофта, потом папины зимние ботинки. А цыганские люди всё ходили и ходили.

Мама сидела на диване и плакала. Я бегал по квартире и искал свою тельняшку. Когда я надеваю свою тельняшку, то ничего не боюсь. Но тельняшки нигде не было.

– Я в отчаянии! – сказала мама.

И тут пришёл папа. Он долго смотрел на наших гостей и наконец сказал:

– Эх ма!

И исчез в своей комнате. Скоро он появился с гитарой.

– Дай-дай-дай! – пел папа.

– Дари-дари-дари! – в ответ ему запели цыганские люди.

Они собрались вокруг папы и стали трясти плечами, руками и ногами.

– Жги! – закричал папа и начал прыгать вприсядку.

Вместе с папой запрыгал весь табор.

А мы с мамой сидели на диване и смотрели на них. Откуда-то стали вываливаться наши вещи. Сначала папины зимние ботинки, потом мамина кофта. И, наконец, моя тельняшка.

Пока мы с мамой собирали вещи, папа ушёл с табором.

Он пропадал где-то