дороге домой мы заехали на рынок и купили грибов.

Вкусная у нас получилась жарёха!

Две лишние коробки

Понадобилось нам однажды шесть коробок. Чтоб, значит, вещи на дачу перевезти.

Коробки мы с папой купили в магазине. Запросто!

А потом папа и говорит:

– Как же их домой отнести? Ведь у нас только четыре руки, а коробок шесть…

– А голова на что?! – спрашиваю я.

– Правильно! – говорит папа. – Надо подумать.

– Чего думать-то?! – говорю я.

И надеваю третью коробку себе на голову.

– Надо же! – удивляется папа. – И голова пригодилась!

И тоже надевает себе на голову коробку.

И вот мы с папой идем домой в коробочной темноте. И стукаемся друг о друга головными коробками.

– Бу-у-ум!!! – басом гудит папина коробка из толстого картона.

– Бам! – тонким голоском отзывается моя коробка из тонкого картона.

– Бум! Бам! Бум! Бам!

Так мы и бьёмся до самого дома. А когда коробки снимаем, шум в голове остаётся.

– Бу-у-ум!!! – гудит в папиной голове.

– Бам! – отзывается в моей.

А мама выглянула из кухни и спрашивает:

– В каком ухе у меня звенит?

– Это не у тебя в ухе, это у нас в головах, – говорим мы. И рассказываем маме про две лишние коробки.

А она обняла нас и говорит:

– Дорогие вы мои головы садовые… Вернее даже картонные!

Потом поцеловала, и гудение в головах сразу кончилось. Мы упаковали вещи и с ветерком поехали на дачу.

Как мы на люстре висели

С самого утра маминого праздника мы с папой шептались на кухне. Мама ещё спала, а мы придумывали праздничную неожиданность.

– Когда я был маленьким, – шептал папа, – подарки для моей мамы я вешал на люстру. Проснётся моя мамочка, посмотрит вокруг: ах! – подарок на люстре болтается. Это была радость.

– Давай и мы на люстру цветы с духами прицепим, – шепчу я.

– А не придумать ли нам что-нибудь поинтереснее? – предлагает папа. – Давай рассуждать: сегодня мы всю мамину работу выполнять будем. Ну там, пол подметём, обед сготовим, рубашки постираем… Значит, мы сами сегодня целый день будем для неё подарками! Поэтому я предлагаю взять в руки цветы, духи и самим прицепиться к люстре. Это же сразу двойной подарок получится!

– Ура-а-а… – шепчу я. Мне давно хотелось на люстре покачаться.

Мы с папой взяли верёвки, привязались за пояса к люстре и повисли. Висим, висим, а мама всё спит. Тогда мы пробудную песню запели:

Кто висит на люстре нашей?

Это мы висим с папашей!

Мама с постели вскочила, нас на люстре увидела, да как обрадуется:

– Что с вами?! – кричит.

А мы как ногами замотаем, как закричим:

– Па-здра-вля-ем!!!

А люстра от нашего мотанья и крика хрястнула, из потолка вырвалась и вместе с нами на пол рухнула!

Шуму было, конечно, много. Но зато получилась полная праздничная неожиданность, как мы и хотели.

А мама кричит:

– Эй, вы не разбились?

– Нет! – кричим мы из-под обломков. – Не разбились, это люстра разбилась.

– Вот здорово! – кричит мама. – Она мне уже давно надоела. Я вместо неё новую купила, только боялась, что вам не понравится.

– Понравится, понравится! – закричали мы. – Вместо разбитой нам что хочешь понравится.

Тут мы перестали кричать, подарили маме цветы с духами, повесили новую люстру и сели за стол мамин праздник отмечать.

Сухопутный или морской?

Когда мыши стали ходить по нашему дому пешком, мама сказала:

– Я сомневаюсь в том, что наш кот Лукьян сухопутный!

– А какой же он?! – удивился папа.

– Может быть, он морской котик, – предположила мама.

– Поясни мысль! – сказал папа.

И мама пояснила:

– Если бы он был сухопутным котом, то любил бы мышей. А он без ума от рыбы. Значит, он морской.

Это точно: Лукьян чуял рыбу в любом конце квартиры и нёсся в этот конец сломя голову. А мышей он не видел в упор. Идёт себе по квартире и упирается в мышь… Или наоборот. Идёт себе мышь по квартире и упирается в кота… И друг друга они не узнают.

– Что же делать? – спросил я и посмотрел на маму и папу с надеждой. – Может быть, Лукьян всё-таки сухопутный?

А папа сказал:

– Сейчас мы устроим ему проверочку!

И тогда мы стали ловить мышей и мазать их рыбьим жиром. Теперь Лукьян чуял мышь в любом конце квартиры. И нёсся за ней сломя голову.

Мыши сначала боялись Лукьяна и кричали страшными голосами. А кот ловил их, облизывал и отпускал. И мыши привыкли к Лукьяну.

– Мяу! – сказал кот Лукьян как-то раз.

И мыши побежали к нему сломя головы из разных углов дома. А Лукьян стал их облизывать. Просто так, без рыбьего жира. А мама посмотрела на них на всех и сказала:

– Кто бы мог подумать, что эти мыши так любят ласку!

– Кто бы мог подумать, что Лукьян так любит мышей! – сказал папа.

А я обрадовался и закричал:

– Ура! Значит, он сухопутный!

Дождливая арифметика

Когда пошёл дождь, я спросил папу:

– А сколько в нём дождинок?

– Тысяча, – сказал папа неуверенно. – Или даже миллион.

И тогда мы высунулись в окно и стали считать дождинки. Сначала на сухом асфальте их было очень легко считать: одна, две, три, четыре…

Но скоро весь асфальт стал мокрым, все капли слились в одно большое пятно, и мы сбились со счёта.

– Не беда! – сказал папа. – Будем считать лужи.

Во дворе появилась одна лужа, две, три. Считать лужи было даже интереснее. Потому что все лужи были разные: одна как блин, другая как огурец, третья как бегемот.

Но скоро мы опять сбились со счёта. Потому что и блин, и огурец, и бегемот слились в одну большую лужицу. Тут и дождь закончился.

Мы с папой вышли во двор и посмотрели на нашу лужицу с гордостью.

– Не каждый сможет столько воды насчитать, – сказал я.

– Учи арифметику получше, – сказал папа. – И ты сможешь насчитать целый пруд или речку, или даже море.

– Ого! – сказал я. – Ради моря можно выучить что угодно!

Потом я разбежался и со всего маху прыгнул в лужу. Брызги во все стороны! Сто или миллион!

Я – мокрый с ног до головы. Папа – мокрый с ног до головы. Вода стекает с нас тоненькими струйками и журчит, как весенний ручеёк.

– Вот тебе и арифметика, – грустно говорит папа.

И мы идём сушиться домой.

Папа пишет письмо

Папа сидел за столом и писал письмо