Чуть позже, после бегства из аудитории, я почти на автомате стремительно шагала по коридорам, будучи глубоко погружённой в себя.

Ни на что не обращала внимания до тех пор, пока чьи-то сильные руки не схватили меня за плечи и не прижали к стене.

Я вскрикнула, но тут же успокоилась, почувствовал знакомый аромат мужского одеколона с примесью мяты.

— Доброе утро! — лучезарно улыбнулся Ваня. — Поговорим?

К щекам прилил знакомы жар, но каким-то образом нашла в себе силы кивнуть.

Он просиял, и в следующий момент в мою ладонь ткнулось, что-то нежное, округлое и горячее.

О матерь, божья!

— Похоже, тут кое-кто желает с тобой познакомиться, — хитро улыбнулся Корзун, совсем потеряв стыд и даже не оглянулся, чтобы посмотреть никто ли не наблюдает.

Здесь, правда никого и не могло быть. Это коридор из библиотеки в столовую. Используемый очень редко.

Я конечно сразу поняла, что держу в руке. Опустить глаза казалось проще, чем смотреть в его. Наглые. Влекущие. Манящие.

Внизу гордо возвышался из расстёгнутой ширинки… «зачётный хуй», — как выразилась давеча временами излишне прямолинейная Лёлька.

Ладонь словно обожгло огнём от желания обхватить этот увесистый орган и провести по нему рукой. Дыхание участилось, а взгляд Вани, казалось, проникал в самую суть естества, буквально гипнотизируя полыхающим в них зелёным огнём.

В голову стали проникать пока ещё не совсем ясные образы того, как я сама могу стонать под ним, извиваться и сорванным голосом выкрикивать любимое «Ваня!» — снова и снова, пока кто-нибудь будет за нами наблюдать…

Что?!

А на следующий день весь универ будет знать, что у красавчика Корзуна появилась очередная подстилка.

Ну, уж дудки!

Раздался хлёсткий шлепок пощёчины, и наглец отшатнулся, а я только и смогла, что прижать ладони к своим щекам, чувствуя, как их обожгло, словно тысячей огненных игл.

Корзун прижал ладонь к щеке, по которой расплывался красный след от моей маленькой руки.

— Какого хрена ты творишь?! — завопил он.

— Я… не…

Я задыхалась от смеси из желания, стыда, страха и щепотки гнева.

Они смешались в причудливый коктейль и, объединившись с любовью в моём сердце, заставили трепетать от смущения и счастья.

Он хотел меня, и сердце готово было воспарить.

С другой же стороны, я определённо не была идиоткой, чтобы не понимать, как быстро это его желание сойдёт на нет, если я раздвину перед ним ноги прямо сейчас или даже завтра.

Я стала быстро обдумывать возможные пути решения данной проблемы и выхода из этой предельно смущающей ситуации.

— Я… не заинтересована в вашем предложении господин Корзун, — Господи, что я несу. Губы непослушные, руки трясутся, и это «Господин» скорее говорит о том, что я прямо сейчас готова сесть перед ним на колени и как следует поработать языком.

И ведь готова, черт возьми!

Тем не менее моя рука почти неосознанно заправила и без того хорошо уложенные завитки черных волос за уши.

— Позвольте мне пройти.

Корзун шумно вдыхал и выдыхал воздух, его ноздри раздувались, как у быка на родео. Его руки то сжимались в кулаки, то разжимались. Он был похож на хищника, изготовившегося к прыжку. Он был опасным, возбуждающим, сексуальным.

Что уж говорить. Самым лучшим.

Я невольно облизнула губы, чувствуя, как внутри всего тела бурлит вожделение, ещё сильнее увлажняя и так крайне влажное местечко между ног.

И, видимо, именно это дало Ване знак или проклятое «господин»

Он будто что-то увидел во мне. В покорном и одновременно непокорном взгляде. Возможно, именно ту самую похоть, которая овладела моим телом, или любовь, которая владела душой уже на протяжении нескольких лет.

Ваня на мгновение прикрыл глаза, вздохнул и расслабленно улыбнулся, очевидно, уже предвкушая скорую победу.

Мне же стоило огромных усилий не смотреть вниз. Туда, где гордо стоял член, выбравший меня своей целью.

— Я позволю вам пройти, госпожа Старикова, — светским тоном ответил он, — но, как вы можете заметить, дорогу вам преграждаю не я, а вот этот вот шлагбаум, — он выразительно указал взглядом на свой подрагивающий от возбуждения член. — Вы должны опустить его, и дорога будет свободна.

Его ладони при этом прижались к стене по обе стороны от моей головы, откровенно захватывая в плен своих глаз.

Я втянула носом приятный свежий запах его одеколона, ощущая, как сильно меня бьет крупная дрожь. Потупила было взгляд, но тут же вскинулась, вглядываясь в насмешливое и нахальное, но такое красивое лицо Корзуна.

Ты же понимаешь Старикова, что хочешь принять его вызов, но еще больше хочешь сделать его своим.

Забрать в единовластное пользование. Чтобы у него сносило крышу от одного только прикосновения к тебе и чтобы он всем сердцем жаждал твоих ответных прикосновений. Жаждал так же, как жаждешь сейчас ты сама.

Хочу! Хочу! Хочу!

Чётко решив для себя этот вопрос, я насмешливо выгнула бровь, ладонями оттолкнула Корзуна на когда-то допустимое советскими властями расстояние и заговорила самым менторским тоном, на который была способна.

— Знаешь, совсем недавно я посетила кабинет Надежды Михайловны, она как раз поправляла чулок, прикрепленный к своим ретузам. — я внутренне улыбнулась, заметив, как потух блеск в его глазах. Еще бы об огромных ретузах «Михалыча», как в тайне называли преподавателя истории, ходили легенды.

— Она дала почитать мне пару книг по основам международных отношений, в разные периоды истории. Больше всего меня заинтересовал момент во второй мировой войне, когда немцы вторглись в Грецию… Слушай, у тебя же у деда греческие корни, не так ли? В общем, там была очень увлекательная статья о том, что немцы, женившиеся на гречанках получали…

Через три минуты самой нудной лекции, которую я только могла придумать, стойкий солдат Корзуна пал, сражённый натиском исторических реалий.

Но сам Корзун кажется и не расстроился. Его улыбка могла испугать, насколько хищной она стала. Но я лишь пуще прежнего потекла.

— О боже, Старикова, когда ты так делаешь, мне хочется просто взять и заткнуть тебе рот! — выдохнул Корзун, неотрывно смотря на мои пересохшие губы. — Причём, как ни странно, не кляпом, а именно своим членом! Как думаешь, подействует?

«Шлагбаум» вновь начал стремительно подниматься, а я, в красках представившая эту картину чуть ли не задохнулась.

Всплеск эмоций был почти разрушающим, сводящим коленки, которые подогнулись бы, не схвати Корзун меня за грудь. И почему ты не сопротивляешься? Почему не отталкиваешь его. Почему дыхание стало столь частым, а отвердевшие соски упёрлись в тонкий бюстгальтер. Кажется он даже смог их почувствовать.