— Есть кое-что… — начала она.

И тут Сэм макнул Джека в воду.

— Мамочка, он топит ребенка, — поделилась своими наблюдениями Софи, восседая на стульчаке.

Я нагнулась, чтобы вытащить Джека. Он отплевывался, Сэм рыдал, и Китти сказала, что мы поговорим в пятницу.

По крайней мере, я была вполне уверена, что речь шла о пятнице. Я глубоко вздохнула и снова взялась за дверное кольцо, отметив, как красиво дом Кавано светился под безоблачным голубым небом. Изгороди подстрижены, листья убраны, окна сверкали, и в ящиках под окнами разложены очаровательные композиции из веточек сладко-горького паслена и миниатюрных тыквочек. Дополнял все это великолепие веночек из засушенного красного перца на двери. Ба-бах! Я со всей силы постучала в дверь, и она распахнулась.

— Есть кто? — крикнула я в сумрачный, отозвавшийся эхом холл.

Тишина, но я видела, что из кухни в противоположном конце холла струился свет, и слышала музыку — «Бранденбургский концерт». Она, несомненно, несла большую образовательную ценность, нежели те полечки, которые так нравились моим детям.

— Китти! Привет! — воскликнула я.

Порыв ветра взметнул пожелтевшие листья, и они зашуршали по паркету из твердых пород дерева. Меня охватило всем известное дурное предчувствие, я с усилием вытащила из тесного карманчика мобильник, позвонила в справочную службу и попросила проверить номер телефона Кавано, Фолли-Фарм-уэй, 5.

Оператор соединила меня. Слышно было, как в глубине дома зазвонил телефон Китти.

— Нет дома, — нетерпеливо сказала Софи, подпрыгивая на месте в своих розовых кроссовках, которые не совсем удачно сочетались с оранжевым комбинезончиком.

— Потерпи, — попросила я и крикнула: — Ау!

Ничего.

— Мама! — Софи взяла меня за руку.

Мальчики посмотрели друг на друга, их лобики наморщились, а пухлые ротики скривились. И оба они были такими кругленькими — сплошные ямочки и белоснежная кожица, светившаяся, когда они перегревались на солнце. Ресницы отбрасывали тень на щечки, а каштановые волосы вились такими прелестными завитками, что я плакала, когда их постригли в первый раз… и во второй… и в третий. В отличие от братьев, Софи была высокой, в папу, смуглой, с тонкими каштановыми волосиками, которые не столько вились, сколько путались.

— Стойте здесь. На крылечке. Рядом с тыквами, — скомандовала я в приступе вдохновения. — А ну-ка, сели на попу ровно. Прямо на тыквы, и не вставать с места, пока я не скажу. И не закрывайте дверь!

Наверное, Софи что-то уловила в моем тоне и кивнула.

— Я присмотрю за маленькими.

— Мы не маленькие! — возразил Джек, стиснув кулачки.

— Оставайтесь тут, — велела я, наблюдая, как Софи с грозным видом усаживает братцев поплотнее на одну из идеальных тыкв Китти.

Я задержала дыхание и вошла в дом. Дом у Кавано был точно таким же, как и у нас, от «Монтклера» (шесть спален, пять ванных комнат, везде паркет из твердых пород дерева). Инвесторами нашей застройки были итальянцы, обитателями в основном евреи, однако у домов были имена, звучавшие как имена членов британского парламента. Ясно, что никто бы не польстился на модель под названием «Левенталь» или «Дельгадис», но если назвать дом «Карлайл» или «Беттенкурт», все мы тут же выстроимся в очередь с чековыми книжками на изготовку.

Я на цыпочках прошла через холл в кухню. Торжественные звуки виолончели и тиканье старинных часов наполняли пространство. В раковине не было посуды, газеты не валялись на рабочем столе, на кухонном столике не было ни крошки, и я нигде не видела хозяйки. И тут я посмотрела вниз.

— Боже!

Я ухватилась за кухонный стол, чтобы не рухнуть на пол, и закрыла рот рукой. Китти выбрала те же материалы для кухни, что и мы с Беном. Рабочие поверхности из гранита, полы — из мореного клена, и во французских дверях, ведущих в сад, витражи. Стояли холодильник «Саб-Зеро» и плита «Викинг», а рядом, лицом вниз, лежала Китти Кавано, и между лопатками у нее торчал двадцатисантиметровый мясницкий нож из углеродистой стали фирмы «Хенкель».

Я проскочила через кухню и упала на колени в лужу липкой холодной крови. Китти лежала, раскинув руки, белая рубашка и волосы слиплись в единую массу темно-бордового цвета. Я наклонилась над ней, и у меня закружилась голова. Меня затошнило, когда я потрогала ее липкие волосы, а потом потянула нож за рукоятку.

— Китти!

Я насмотрелась достаточно полицейских сериалов и прекрасно знала, что нельзя двигать тело, однако не могла остановить свои руки, схватившие ее худенькие плечи. Музыка взлетела до крещендо, струнные и духовые заполнили неподвижный воздух с запахом меди в момент, когда ее торс выскользнул с тошнотворным звуком рвущейся ткани. Тело с глухим стуком ударилось об пол. Я зажала рот руками, чтобы заглушить свой крик. И чтобы меня не вырвало.

— Мамочка!

Я услышала голос Софи, звучавший словно с другой планеты. Мой собственный голос дрожал, когда я отозвалась.

— Момент, ребятки!

Я поднялась, конвульсивно вытирая руки о штаны, больно ударилась бедром о барную стойку, и это заставило меня остановиться и подумать. Вызывать полицию? Хватать детей? А если тот, кто сделал это с Китти, все еще в доме?

Сначала полиция, решила я. Казалось, целая вечность ушла на то, чтобы залезть в карман, вытащить мобильный и набрать «девять-один-один».

— Здравствуйте, говорит Кейт Кляйн, я нахожусь в доме своей подруги Китти Кавано, дом пять по Фолли-Фарм-уэй, и она… Она мертва. Кто-то убил ее.

— Пожалуйста, адрес, — прозвучал голос в трубке. — Ваше имя?

Я назвала. Потом повторила по буквам. Затем у меня спросили номер страховки и дату рождения.

— Пришлите кого-нибудь! Полицию… «Скорую помощь»… морскую пехоту, если она поблизости… — пробормотала я.

— Мадам?

Я замолчала, увидев рядом с телефоном Китти листок плотной кремовой бумаги. Узрела десять цифр, от которых кровь застыла в жилах.

Код Манхэттена, тот же номер, какой был у него, когда я его знала, тот самый номер, который я набирала все то время, что мы жили напротив, через коридор. Тот самый номер — с тех самых пор я почти каждый день боролась с собой, чтобы не набрать его снова.

«Я полагаю, у нас есть общий приятель…»

Не размышляя, я положила трубку, протянула трясущуюся руку и схватила записку. Скомкала ее и запихала поглубже в карман. Потом подставила руки под кран в кухне, высушила их о посудное полотенце с жизнерадостным рисунком осенних листьев и выбежала в холл на подгибающихся ногах.

— Мамулечка?

Узкое личико Софи было бледным, широко распахнутые большие карие глаза смотрели серьезно. Сэм и Джек держали ее за руки, большой палец Сэм засунул себе в рот. Софи увидела кровь на моих брюках.