Тут подходит стюардесса с горячими салфетками – с ума сойти!Хорошо, что я стерла тон, а то сейчас имела бы вид! С наслаждением прикладываюсалфетку к лицу. Как приятно! Сразу чувствуешь себя освеженной! Теперь раздаютбланки деклараций. Лезу в сумку за ручкой. О черт! Ручка потекла, и рука у менявся черная. Какая гадость! Хорошо еще не на костюм! Викентий ахает и помогаетмне вытереть руку, не жалея на это даже своего платка. Подбегает стюардесса,что-то лопочет на иврите, притаскивает кучу салфеток, уносит протекшую ручку ипровожает меня к умывальнику. Но где там! Разве эти чернила так отмоешь! Вотнезадача. Приеду к дочке с черной лапой. Поделом тебе, голубушка, уж больно тызанеслась! Это чтобы жизнь медом не казалась.

Выхожу и сталкиваюсь с Викентием. Значит, он тоже живойчеловек. Смущенно улыбнувшись, он скрывается в сортире. Улыбка у негопрелестная.

Интересно, спросит он мой телефон в Тель-Авиве, захочет лиувидеться? Если нет, я не расстроюсь, я не расстроюсь, я не расстроюсь.

– Кира Кирилловна, простите мою назойливость, но немогли бы мы встретиться в Тель-Авиве? Мне так понравилось болтать с вами.

Наверное, это можно счесть за комплимент.

– Быть может, вы дадите мне телефон вашей дочери?

– А почему бы и нет?

И я, разумеется, дала ему Дашин телефон.

Наконец объявили посадку. Сердце у меня забилось внетерпении: еще полчаса, и я увижу Дашку! Викентий с его улыбкой сразу как-топоблек. Вероятно, он понял мое состояние и больше не лез с разговорами. Толькокогда самолет уже катил по посадочной полосе, он сказал:

– Кира Кирилловна, давайте сейчас попрощаемся, а то ваэропорту будет суета и может выйти какая-нибудь неловкость. Поверьте, мне былонеобыкновенно приятно с вами познакомиться, и я очень надеюсь на продолжениеэтого знакомства. Спасибо за приятнейшую беседу, и всего самого лучшего.Позвольте поцеловать вашу руку. Всего вам доброго. Я непременно позвоню.

Какая речь, какое воспитание!

В аэропорту Бен-Гурион все процедуры, пограничные итаможенные, заняли от силы пять минут, это вам не Шереметьево. И вот уже яхватаю с транспортера свои сумки и мчусь в направлении выхода. Черт, вот дура,и почему я не взяла тележку, как все нормальные люди? Сумок у меня четыре, аруки только две. Но тут кто-то вдруг выхватывает у меня сумки. Викентий!

– Кира! Давайте сюда ваши вещи!

Он укладывает мои сумки на свою тележку. Предусмотрительныйтоварищ!

– Ой, спасибо вам, а то я что-то сдурела!

– Немудрено, – отвечает он.

Интересно, что он имеет в виду? Вдруг я слышу истошный крик:

– Мамочка! Мамуля! Я тут!

Дашка! Она ждет за барьерчиком, прыгая от нетерпения, –моя школа! Ох, какая же она красивая! Я со всех ног кидаюсь к ней, совершеннозабыв о вещах и о Викентии. Мы душим друг друга в объятиях. Потом отстраняемсяи придирчиво оглядываем друг друга.

– Дашка, как ты похорошела!

– Мамуля, а ты совсем не изменилась. Как же я по тебесоскучилась! Что это у тебя с рукой?

– Кира Кирилловна, вот ваши вещи, – слышу я голосВикентия.

– Ой, спасибо вам! – Мы с Дашкой хватаем сумки сего тележки.

– Всего вам доброго, – говорит он и вежливоудаляется.

– Мамуля, это что, новый хахаль? – интересуетсяДашка.

– Да какой там хахаль, просто попутчик.

– А по-моему, он на тебя глаз положил, –определяет с ходу моя дочка. – Наверное, ручка в самолете потекла! –догадывается она. – Ну не беда, отмоем!

– Дарья, а где твой муж? Куда ты его девала?

– Он на неделю уехал на Кипр. Гастроли.

Зять у меня виолончелист. Как здорово, целую неделю мы будемс Дашкой вдвоем. Успеем насладиться друг дружкой.

– Мамуля, тебя все так ждут, тетя Люба просто с умасходит, хотела ехать тебя встречать, но я ее не взяла, сказала, что сегодня тыбудешь только моя, да, мамуля?

– Да, моя девочка, конечно!

– Ладно, мамуля, пошли, я на машине.

– У тебя своя машина?

– А разве я не писала, что купила машину? Нет? Она хотьи не новая, но хорошая, «Хонда». Вон, видишь, беленькая, вторая справа!

Наконец мы садимся в машину и едем. Я смотрю только наДашку, не могу налюбоваться. До чего же хороша моя девочка! Смуглая,темноволосая, с огромными синими глазами. Глаза у нее точь-в-точь как у отца.Как же я когда-то сходила из-за него с ума, как хотела в дочке его повторения!К счастью, она похожа на него только внешне, а характером она пошла в меня. Аон даже и не подозревает, что у него есть такая дочь!

Вдруг Дашка тормозит и съезжает на обочину.

– Мамуля, дай я тебя еще поцелую!

Мы обнимаемся и ревем в три ручья.

– Дарья, ты чего ревешь?

– А ты чего ревешь?

– А ты чего?

– Я от счастья.

– И я от счастья!

Мы уже хохочем как полоумные.

– Дарья, ну как ты?

– Все хорошо, мамуля, ты ж меня знаешь, я вся в тебя –оптимистка. Да и вправду все нормально, Данька работает в неплохом оркестре,его там ценят, собирается организовать свой квартет, я тоже работаю, мненравится, так чего еще желать!

– А учиться?

– Да у меня с языком еще не так хорошо, но через год,если все будет нормально, конечно, попытаюсь.

– А как насчет детей?

– Вот с этим мы пока решили подождать, надо спервавстать на ноги покрепче, да я еще успею, мамуля, мне же только будет двадцать.И вообще у меня все хоккей, и в личной жизни, и в общественной, так что кончайс мамскими вопросами! Давай лучше смотри в окно, как-никак едешь уже по землеобетованной. Как, мамуля, решим – сделаем сейчас небольшой кружок по городу илисперва домой?

– Давай лучше домой, я что-то притомилась.

– Это от чего же? От флирта с этим вежливым дядечкой?

– Да что ты, какой там флирт! Просто я как получилавизу, так меня начало колотить от нетерпения, я даже спать не могла.

– Хорошенькое дело! Ты что, спать сюда приехала? Ничегоне выйдет, я взяла отгул на неделю, чтобы побыть с тобой, а ты спать вздумала?

– Ну ладно, ладно, на том свете отосплюсь. Но хоть душпринять и переодеться ты мне позволишь?

– О, это сколько угодно! Мамуля хочет потрясатьТель-Авив туалетами? Так имей в виду, тут все в основном ходят в шортах имайках независимо от веса и возраста. Правда, это ближе к лету.