– Дарья, скажи-ка, почему это дома тут какие-тообшарпанные?

– Так мы же, мамуля, олим, мы не можем жить в богатыхкварталах, но ничего, не дрейфь, квартирка у нас что надо, и вообще здесь можногулять хоть всю ночь и ничего не бояться, не то что в вашей Москве.

– Да, с ночными прогулками у нас не очень, но зато еслибы ты видела, как Москва изменилась, все время на каждом шагу открываются новыемагазины, внутри и снаружи совсем западные, с большими деньгами можно купитьвсе что душеньке угодно.

– А как у тебя с деньгами?

– Ну, раз к тебе приехала, значит, не так уж плохо.

– Заняла небось?

– Ни копеечки! Ты же знаешь, как я ненавижу долги! Нет,просто я оформляю детскую серию в одном богатом издательстве. Они отличноплатят, ценят меня, и ежели не прогорят, то можно жить и не тужить.

– Значит, мамуля сумела вписаться в новые условия, какговорят по вашему телевидению.

– Значит, сумела.

– Ну ты у меня вообще молодчина! Смотри, вон видишьсерый дом, вон там, где белье висит? В этом доме тетя Люба живет.

– Ой, Любашка, как там она?

– Она уже бабушка.

– Знаю, знаю, даже фотографию внука видела.

Люба – моя подруга еще с первого класса. Она уже четыре годав Израиле и на первых порах очень помогла моей Дашке.

– Ну вот мы и дома!

Дом четырехэтажный, стоит в тихом переулке, в глубиненебольшого садика. Все чистенько, аккуратно.

– Видишь, мама, как мы здорово устроились, тихо, а доАлленби всего пять минут.

– Алленби – это что?

– Самая торговая улица, рай для туристов из России.

По довольно крутой лестнице поднимаемся на третий этаж.

Дашка отпирает дверь, и мы сразу попадаем в комнату, никакихприхожих. Очень просторно и уютно.

– Ой, Дарья, как здорово!

– Вот, мамуля, а еще есть три спальни и кухня!Квартирка недешевая, но пока тянем!

Квартира мне очень нравится, тем более что всю ее опоясываетбалкон, вернее, галерея, сейчас, правда, закрытая ставнями.

– Знаешь, мамуля, тебе здорово повезло с погодой, вчералил проливной дождь, а сегодня просто благодать!

Что верно, то верно: на улице градусов двадцать, легкийветерок, мечта, а не погода!

– Мамуля, что у нас сначала – помывка или завтрак?

– Помывка, конечно, помывка!

– Вот и хорошо, а я пока приготовлю завтрак. Ой, мамкамоя приехала! – И она повисает у меня на шее. – Неужели мы опятьбудем завтракать вдвоем? Помнишь наши воскресные завтраки?

– Спрашиваешь!

С наслаждением принимаю душ. Дашка успела сообщить мне, чтоднем вода здесь нагревается от солнечных батарей, а ночью – от электричества.Здорово придумано!

Когда я наконец вылезаю из ванной, моя расторопная дочка ужеждет меня за красиво накрытым столом.

– Мадам, ваши платья я уже развесила, чтоб не мялись.Почти сплошь обновки!

– Это в основном из Америки, от Ланки и дяди Пети!

– Не забывают?

– Нет!

– Мамка! – вдруг взвизгивает Дашка и сновакидается в мои объятия. – Как же я по тебе соскучилась!

Она еще совсем ребенок, моя взрослая замужняя дочка. Но вотона вновь входит в роль гостеприимной хозяйки дома:

– Мамуля, твои любимые йогурты – вишневый, ананасный,черничный. Вот сыр, хумус, а это баклажаны, я сама приготовила. Баклажаны вмарте – разве не кайф?

– Подумаешь, – гордо отвечаю я, – в Москвесейчас тоже баклажаны круглый год.

– Да? – Дашка разочарована.

– Да, но наверняка не такие вкусные, как из твоих рук!

И опять у нас обеих глаза на мокром месте. Так мы ипереходим от слез к радости и обратно.

Я с удовольствием пью кофе и пробую израильскую еду. Всеочень вкусно.

– Даш, а это что за замазка?

– Это хумус, я к нему равнодушна, а Данька обожает.

– А из чего он?

– Не то из фасоли, не то из гороха.

Пробую, действительно вкусно, особенно с мацой.

– Мама, значит, планы у нас такие. Сейчас даю тебе часотдыху, а потом идем гулять. За неделю хочу многое тебе показать, а потомпередам тебя тете Любе. В Иерусалим поедем на автобусе, с экскурсией. Однимтуда ехать небезопасно, да я и не очень хорошо знаю город. Потом, если хватитпороху, съездим в Эйлат.

– А это что такое?

– Знаменитый курорт на Красном море. Но это далеко.Мама, у тебя уже глаза слипаются. Марш в постель. Так и быть, спи скольковлезет, я тебя будить не стану. Я и сама не прочь подрыхнуть, а то встала нисвет ни заря. Пока, мамуля.

Я лежу, пытаюсь заснуть. Ничего не получается – я слишкомвозбуждена. В квартире тихо, Дашка спит. Она может спать всегда и везде, стоитей прилечь – и она уже спит. Счастливая, это не в меня. Я смолоду сплю плохо.Лежу, пытаюсь разобраться в своих чувствах. Кажется, я счастлива. Да, конечноже, счастлива! За стенкой спит моя дочка, у нее все хорошо, у меня, в общем,тоже. Я в Израиле, мне предстоит масса впечатлений, встречи со старымидрузьями. Интересно, позвонит мне этот Викентий? Ах, какая разница, позвонит непозвонит, зачем он мне нужен? Нет уж, хватит с меня этих «лав стори», однинеприятности от них. Да и что я знаю о нем? Что у него есть две внучки, которымон читает книжки с моими иллюстрациями? Очень романтично! Нет, лучше подумаю оДашке, какая она у меня хорошая и красивая. Удивительно, я растила ее одна и ссамых ранних лет она уже была мне подружкой. И никаких у нее не было трагедийпо поводу отсутствия папаши. Когда ей было лет пять, она спросила меня, где жеее папа. Я сказала, что умер. А что тут еще придумаешь? Потом из ее вопросов имоих далеко не правдивых ответов мы общими усилиями слепили довольно славногопапу. Во всяком случае, настоящий папа ему и в подметки не годился. А когдаДаше было уже лет тринадцать, она вдруг явилась ко мне с вопросом:

– Мама, признайся, ты про папу все придумала, да?

– Что ты имеешь в виду? – пробормотала я.

– Он ведь не умер, да? Он нас бросил? Скажи, не бойся,я не расстроюсь.

Сердце у меня оборвалось. Откуда дровишки? Но сил скрыватьот нее правду не было.

– Да, девочка моя, он не умер, но он не нас бросил, онменя бросил, о тебе же он и по сей день не подозревает.

– То есть как? Почему?

– Видишь ли, это трудно объяснить так сразу.