Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Связь оборвалась, - пояснила Соня. – Единственное, что успела услышать, это их штормовое предупреждение. Как считаете, отчего так поздно предупредили?
- Проснулись! – хохотнул он. – Палана на противоположном от нас берегу, уже не на Беринговом море, а на Охотском, в заливе Шелихова. Вот и проморгали шторм. У них там, видимо, тихо, не то что у нас.
- А почему тогда молчал Петропавловск? Он же на нашем берегу, да и стационарные передатчики там гораздо мощнее.
- А это ты у своего мужа спроси. Или Стебелёк расскажет. Сейчас все проснутся, Розанов и объяснит. Я ухожу к собакам. Если проберусь, конечно, сквозь завалы снега. Весь двор по самые крыши замело. Где их корм?
Соня бросилась в кладовку возле коридора.
- Иди, буди остальных, - остановил он её. – Я уж сам как-нибудь, ладно?
Он вышел, на ходу обуваясь и кутаясь в малицу. Открытая им дверь впустила внутрь барака клубы пара, снежных вихрей и колючих игл. Ругаясь и кашляя, Степан исчез за дверями. Передатчик по-прежнему молчал. Соня осталась одна.
Впрочем, ненадолго.
********
Следом за Степаном в столовую ввалился запыхавшийся, казалось, Лёша-стебелёк. Он всегда выглядел запыхавшимся, даже если только что проснулся.
- Любовь моя! – заорал он. – Свет очей моих сонливых и опухших! Дай расцелую, пока Колька не проснулся! – Но увидев Сонину растерянность, тормознул, едва не врезавшись в неё. - Ты чего такая?
На Стебелька никто не обижался: все знали, какую платоническую страсть он питает к девушке, называя её в шутку своей любовью. У Лёши в Охотске обитала его подруга, писавшая ему сюда на Камчатку сердечные письма, полные радужных мечтаний, что после вахты он вернётся к ней, увезя с собой в загадочные страны. Так мечтал и сам Лёша, рубаха-парень, любимец всей команды станции.
- Что, опять этот хмурый тип тебе что-то наплёл?
- Да нет… - задумчиво покосилась она на дверь. – Пошёл кормить собак.
- Да ну? Вот-те нате, болт в томате! Завтра на этом месте расцветут хризантемы вместо снега. Степан самолично удосужился вспомнить о бедных животных?
- Я его упросила.
- Тогда понятно. А чего грустишь?
- Задумалась.
- Тебе ли думать, девочка моя! Вот я, бывало, задумаюсь о схемах бытия, когда чищу тебе картошку, и знаешь, какие мысли лезут в голову?
…Договорить он не успел. Жилой барак тряхнуло так, что зазвенела посуда. Огромный пласт снега, нанесённый за четыре дня на крышу, с мощным грохотом сполз вниз, погребая под собой всё, что находилось во дворе. Казалось, с гор сошла целая лавина. За окном сразу потемнело, его полностью завалило белыми глыбами. Свет несколько раз бликнул, моргнул, но остался гореть. Соня его включила, когда только входила в рубку. Лёша охнул и на всякий случай прикрыл собой девушку, машинально бросив взгляд на настенные часы. Было ровно 06:22. С момента пробуждения Сони прошло всего двадцать минут.
- Ну вот… - протянул он. – Сейчас Степана придётся откапывать.
В столовую поспешно заглянул Игнат, на ходу натягивая малицу. Потомственный шаман не расставался с трубкой даже во сне. Пыхнув дымом, вопросительно взглянул на Стебелька. Тот философски изрёк, оттопырив указательный палец:
- Да будет нам достойная могила! Найдут потомки наши кости. Да не угаснет память в их крови.
- Дурак, - оттолкнула его Соня. – Коля проснулся? – бросилась она к коряку.
- Идёт за мной. Сердится, что ты его не разбудила. Что? Снег с крыши свалился?
- Ага, - прокомментировал Стебелёк. – И заметь, дорогой мой шаман, что нашу доблестную станцию я защищал всей грудью!
Забежал озабоченный Николай. За ним профессор Розанов. Теперь все были в сборе.
Соня коротко передала им сообщение из Паланы. Игнат уже был на улице, хлопнув за собой дверью. Степан не Степан, а проверить необходимо.
Спустя пару минут оба, все облепленные снегом ввалились в коридор, шумно отдуваясь на ходу. Важин чудом избежал участи быть погребённым. Собаки тоже не пострадали.
- А вот водокачку накрыло, - заметил коряк, оббивая валенки. – И гараж придётся откапывать.
- Как ты, Степан? – спросил Пётр Фёдорович.
- Нормально, - буркнул тот, нехотя подсаживаясь к столу. – Собаки накормлены. Что дальше по плану?
- Прежде всего, займём свои желудки делом, - щёлкнул пальцами Стебелёк. – Загрузимся от пуза, затем оставим Соню на хозяйстве и пойдём откапывать двор. Я прав, Пётр Фёдорович?
Начальник станции озабоченно склонился возле передатчика, пытаясь отыскать хоть какую-нибудь рабочую волну. Всё было напрасно. Сколько он не крутил шкалу настройки, рация молчала.
- Будем пробиваться на аварийной частоте, - предложил Николай.
- Не выйдет. Аварийная тоже бездействует.
- Выходит, мы сейчас отрезаны от всего мира? – Соня раскладывала по мискам горячий завтрак.
- И от мира, и от космоса, и от далёких пришельцев, - изрёк Стебелёк. Потом, словно опомнившись, побледнел. – Матушки-частушки, чтоб их черти съели, у меня же зазноба в Охотске. Как теперь свяжусь с ней? Почту с вертолётом ждать полтора месяца…
- Ты опять в эфире лазил? – прищурившись, спросил коряк, успевший уже раздеться и пыхнуть трубкой. – Было велено не засорять частоту своими любовными романами.
- А ты не умничай. Она всего раз в неделю выходила на связь. Сам знаешь, что с Охотской радиостанции сюда трудно добраться.
- Тише вы! - осадил обоих Николай, наблюдая, как начальник надел наушники, всё ещё пытаясь отыскать необходимую волну. Затем сморщился, снял наушники, откинулся в кресле и уставился на сидящих за столом недоумевающим взглядом.
- Такого ещё не было, ребятки мои. Не то что эфир полностью молчит, а и статики никакой нет совершенно. Понимаете? Как в вакууме. Полная и абсолютная пустота. Ни шорохов, ни помех, ни диапазонных расширений. Вообще НИКАКИХ звуков в эфире. Как… - он прищёлкнул пальцами, подыскивая подходящие слова.
- Как корова языком слизала, - пришёл на выручку Стебелёк.
- Вот-вот, - хмуро подтвердил Розанов. – Такое ощущение, что из-за этого бурана нас замкнуло в каком-то коконе - ни больше, ни меньше. У кого какие мнения? Николай – ты первый.
Все застыли с ложками в руках. Соня примостилась рядом с супругом, вытирая фартуком руки.
- Ты ничего не видела, когда проснулась? – спросил он её. – Чёрт, нужно было меня разбудить!
- Не видела. Вошла в рубку, посмотрев в окно. Там по-прежнему