он повторно щёлкнул пальцами. – Но абсурдность их здесь нахождения была настолько очевидной, что я поначалу подумал: а не спятил ли я после этой катастрофы?

- Я тоже поначалу подумал, что спятил.

- Да? Вот и я. Думаю, откуда здесь, в бухте нашего всеми забытого мыса Сивучий могут швартоваться две шхуны из прошедших времён?

Слово «прошедших» он выделил ударением.

- И знаешь что?

- Что?

- Когда я разобрался в старой русской речи, подметил и оснастку кораблей, и одежду матросов, и обмундирование офицеров, то решил не показывать своего присутствия.

- Почему?

- Сейчас поймёшь.

- Так это не киносъёмки какие-нибудь? Не антураж для фильма?

- Нет.

В этот миг за прикрывавшей их возвышенностью послышались боцманские свистки. Голоса сюда до них не долетали, но, приподнявшись на локтях, оба собеседника наблюдали, как внизу крохотные силуэты матросов принялись что-то сколачивать на берегу.

- Может, баню решили построить, - отвлёкся от мыслей Степан. Потом спохватился и продолжил:

- Так вот. Когда я понял, что это не съёмка и не антураж для фильма, мне в голову пришла довольно идиотская мысль.

- Я уже понял, какая, - поддержал Стебелёк. – Мне она тоже теперь пришла.

- Погоди. Ты ещё не всё узнал. Дело в том…

Степан выдержал эффектную паузу. Потом нагло, как показалось Лёше, прищурился, и выдавил по слогам:

- Я прочитал надписи на бортах. Две шхуны – две надписи. Первая гласила: «Святой Павел». На борту второй шхуны было выведено: «Святой Пётр».

И умолк, победоносно смотря на открывшийся рот Стебелька, ожидая его реакции.

- Н-не… по-нял? – заикаясь, пролепетал тот.

- «Святой Павел» и «Святой Пётр» - повторил зоотехник. – Тебе эти названия ни о чём не говорят? Ну же! Покопайся в своей памяти. Мы только недавно о них вспоминали. Игнат вспоминал. Помнишь, когда сидели за столом накануне катастрофы, и профессор проверял стёршуюся непонятно, каким образом, плёнку? С записью штормового предупреждения из Паланы. Ну? Вспомнил?

- Эт… это те самые корабли, что…

- Строились на верфях Охотска, - не дал ему договорить Степан. – Ты ещё Игнату, помнится, начал читать нравоучения, что какие-то далёкие предки твоей любимой зазнобы, возможно, имели к их строительству непосредственное отношение.

Лёша остолбенел. Если бы он сейчас стоял во весь рост, превратился бы в самый настоящий соляной столб. Но, поскольку, он лежал в подмёрзшем лишайнике рядом с Фарадом, то ограничился отвисшей челюстью.

- Так это… как ты её назвал… экспедиция…

- Беринга и Чирикова! – закончил за него Важин, так как Лёша опять стал заикаться.

- Самая настоящая Вторая Камчатская экспедиция, стартовавшая отсюда, - тут он сделал паузу, - точнее, не отсюда, не с нашего мыса, а из Авачинской бухты в 1741 году! Иными словами, двести тридцать пять лет назад!

Наступила тишина. Стебелёк уставился на собеседника бестолковым взглядом, словно только что проглотил футбольный мяч. Сейчас поперхнётся от потрясения и признает себя полностью невменяемым.

- Вто-ра-я Кам-чат-ска-я?

- Да, милый мой!

- И о чём это говорит? – Стебелёк икнул, едва не образовав под собой лужицу.

- А о том, дружище мой, что эти ребята сейчас на берегу не из НАШЕГО ВРЕМЕНИ. Они прибыли сюда через какой-то сдвиг в пространстве. Какой-то портал во времени, образовавшийся во время катастрофы. Помнишь, вначале этот странный и непонятный четырёхдневный буран, которого на Камчатке не должно быть и в помине? Затем напуганные собаки, не притронувшиеся к еде. Следом небывалое землетрясение, сдвиг пород, сплошной поток сели, выбросы в атмосферу гейзеров и, как следствие, гибель наших товарищей. Плюс истребление всего живого, что было в радиусе действия катастрофы. Вот во время неё, по всей видимости, и образовался в пространстве некий узел временного сдвига.

- Это как?

- Об этом было бы лучше рассказать профессору. Но я вижу это таким макаром.

Степан поднял вверх палец.

- Представь себе, что ты находишься в 1741 году. Ты один из матросов шхуны, отправляющейся в экспедицию. Шхуна готовится выйти из Петропавловской гавани в дальнее полярное плавание. Ты вместе с другими членами команды загружаешь на борт всякие припасы, уголь для паровых котлов, тёплую одежду, медикаменты, оборудование. И тут вдруг – вспышка, грохот, хлопок, - бац!

- Что – бац?

- Какая-то сила, физическая или потусторонняя, не важно – в один миг переносит тебя куда-то к чёрту на кулички, совершенно в иную климатическую зону, и ты, как матрос, в одну долю секунды оказываешься на непонятном мысе, совершенно далеко от первоначальных координат. А запасы воды-то ещё не пополнены. Вот они и высадились на берег, абсолютно не понимая, куда попали и каким образом их сюда занесло. Бочонки для воды прихватили с собой. Офицеры рассматривают берег в подзорные трубы, пытаясь установить новые координаты. Все в замешательстве, у всех шок, но запасы пополнять необходимо.

- Что-то я не слышал возгласов удивления или признаков паники.

- Это ТЫ не слышал. А я по первым же их словам, когда они высадились на берег, понял, что здесь не всё в порядке. Что что-то не так. Я-то прятался за камнями и слышал их отрывочные фразы. Иначе, как шоком или изумлением с полнейшей растерянностью, это не назовёшь. Потом я увидел тебя на пригорке и поспешил, чтобы ты, чего доброго, не натворил непоправимых бед.

- Это, каких ещё бед?

- Мало ли. В этой географической точке мыса Сивучий пересеклись два пространства из различных исторических эпох планеты. Можно сказать, произошёл обмен двумя противоположными параллельными мирами – нашим и XVIII веком. А ты тут такой нарисовываешься, мол: «Здрасьте, товарищи артисты, а где ваши кинокамеры»? – он не к месту хохотнул. - Соображаешь?

Лёша нехотя кивнул, справедливо предположив, что так оно могло и произойти. Если бы не Важин, он давно был бы уже среди пришельцев, выясняя степень профессиональной пригодности съёмочной группы.

- А сам Беринг с Чириковым и старшими офицерами, очевидно, сейчас находятся на флагмане, обескуражено склонившись над картами, пытаясь выяснить, куда их к чертям собачьим, занесло, - прервал его мысли собеседник.

Спустя минуту он поднялся, отползая в сторону.

- Ладно. Пошли назад к нашим супругам. Они, видать, тебя уже заждались. А я заодно проглочу что-нибудь. Представляю, какие у них будут лица, кода увидят меня целым и невредимым. Скажи честно, не все ведь меня любят на станции?

Стебелёк пропустил мимо ушей последние слова.

- А как же те? – озабочено спросил