На досуге, напившись крови, «веселые чудовища» большевизма изливали душу в поэзии:

Нет большей радости, нет лучших музык,

Как хруст ломаемых жизней и костей.

Вот отчего, когда томятся наши взоры

И начинает страсть в груди вскипать,

Черкнуть мне хочется на вашем приговоре

Одно бестрепетное: «К стенке! Расстрелять!»

Вот почему история о городке под названием Чевенгур, поведанная писателем Андреем Платоновым (1899―1951),― вовсе не роман и не гипербола, а подлинная летопись установления «высшей формы государственности» в какой–нибудь Астрахани, Архангельске или Сызрани.

«Надо поскорее начинать социализм. ― Горит энтузиаз мом местный председатель ревкома. ― В первую очередь необходимо ликвидировать плоть нетрудовых элементов…

У Чепурного после краткой жизни в Чевенгуре начало болеть сердце от присутствия в городе густой мелкой буржуазии. И тут он начал мучиться всем телом ― для коммунизма почва в Чевенгуре оказалась слишком узка и засорена имуществом и имущими людьми; а надо было немедленно определить коммунизм на живую базу… Пробыв председателем ревкома месяца два, Чепурный замучился ― буржуазия живет, коммунизма нет…

А потом Чепурный захотел отмучиться и вызвал предсе дателя чрезвычайки Пиюсю. «Очистить мне город от гнетущего элемента!» ― приказал Чепурный.

«Можно», ― послушался Пиюся. Он собрался перебить в Чевенгуре всех жителей, с чем облегченно согласился Чепурный.

― Ты понимаешь ― это будет добрей! ― уговаривал он Пиюсю. ― Иначе, брат, весь народ помрет на переходных ступенях. И потом, буржуи и теперь все равно не люди: я читал, что человек, как родился от обезьяны, так ее и убил. Вот ты и вспомни, раз есть пролетариат, то к чему ж буржуазия? Это прямо некрасиво!

(Запись из дневника Короленко от 29 марта 1918 года:

«Разговор с заместителем начальника ЧК Украины о массовых безрассудных расстрелах: — Товарищ Короленко, но ведь это же на благо народа! — и пытливо смотрит на меня».)

Пиюся был знаком с буржуазией лично: он помнил че венгурские улицы и ясно представлял себе наружность каждого домовладельца. Кроме того, Пиюся знал их способ жизни и пропитания и согласен был убить любого из них вручную, даже без применения оружия. Со дня своего назначения председателем чрезвычайки он не имел душевного покоя и все время раздражался: ведь ежедневно мелкая буржуазия ела советский хлеб, жила в его домах и находилась поперек революции тихой стервой.

(Достаточно почитать указания Ленина представителям Советской власти на местах и легко представить, как точно так же Предсовнаркома маялся всем телом в Кремле от присутствия в стране буржуазии, как не давали ему покоя «неправедные тысчонки» в чужих кубышках, как убеждал он председателя чрезвычайки Дзержинского «немедленно определить коммунизм на живую базу»: расстреливать, расстреливать и расстреливать,

«не допуская идиотской волокиты».

Чего стоит один только циркуляр о расказачивании:

«Провести массовый террор против богатых казаков, истребив их поголовно; провести беспощадный массовый террор по отношению ко всем вообще казакам…»

Или инструкции Е.Б. Бош ― «активной участницы борьбы за советскую власть»:

«Повесить, непременно повесить, дабы народ видел, не менее 100 заведомых кулаков, богатеев, кровопийц. Сделать так, чтобы на сотни верст кругом народ видел, трепетал, знал…»)

Однако, после поголовного уничтожения «натуральной» буржуазии в городе еще осталось много всякого народу, почти все ― не члены большевистской партячейки. И коммунизм в Чевенгуре все не наступал.

«Я полагаю, — рассудочно округлял Прокофий, — одно: раз у Карла Маркса не сказано про остаточные классы, так их и быть не может. А они есть — выйди на улицу: либо вдова, либо приказчик, либо сокращенный начальник пролетариата. Как же быть, скажи, пожалуйста!

А я полагаю, поскольку их быть, по Карлу Марксу, не может, постольку же их быть и не должно.

А они живут и косвенно нас угнетают — как же так?..

Я исхожу так: необходимо остатки населения вывести из Чевенгура сколько возможно далеко, чтобы они заблудились…

Чепурный с затяжкой понюхал табаку и продолжительно ощущал его вкус.

Теперь ему стало хорошо: класс остаточной сволочи будет выведен за черту уезда, а в Чевенгуре наступит коммунизм, потому как нечему быть».

Так как «остаточная сволочь» далеко уйти не смогла и не захотела, ее пришлось расстрелять из пулеметов. Наконец, сбылась мечта предревкома:

«В городе осталось одиннадцать человек жителей… Солнце уже высоко взошло, и в Чевенгуре, должно быть, с утра наступил коммунизм».

Это и есть ленинская методика строительства коммунизма: стрелять и вешать, вешать и стрелять, до тех пор, пока «масса» не станет абсолютно покорной, управляемой, бесконечно влюбленной в родную Советскую власть и «самого человечного человека».

Один из главных специалистов по «ликвидации плоти нетрудовых элементов», член коллегии ВЧК М.И. Лацис (Ян Судрабс) через газету «Красный террор» инструктировал коллег:

«Не ищите в деле обвинительных улик; восстал ли он против Советов с оружием или на словах. Первым долгом вы должны его спросить, к какому классу он принадлежит, какого он происхождения, какого он образования и какова его профессия. Все эти вопросы и должны решить судьбу обвиняемого».

И сладострастно защелкали курками наганов товарищи Эйдуки, Орловы, Кедровы, Ивановичи, Шульманы, Саенки, Розы Шварц, Ревекки Майзель и прочие Бела Куны, готовые днем и ночью в революционно–кокаиновом угаре «дырявить затылки», «пускать в расход», «отправлять в штаб Духонина», «шлепать», «цокать», «разменивать», «запечатывать».

Поскольку против этих уголовников и маргиналов поднялась почти вся мыслящая и созидательная часть России, эту часть нации пришлось истребить. Первый пункт программы построения светлого будущего, как известно, был выполнен и перевыполнен. Это не требовало особых знаний, а лишь определенных качеств организаторов и исполнителей.

«Ну вот,

― удовлетворенно вздохнул Вождь, ―

мы Россию завоевали, теперь надо научиться Россией управлять».

Строить «новый мир» оказалось гораздо труднее. Во–первых, выяснилось ― «завоеватели» сами не знают, что, собственно говоря, надлежит строить. Во–вторых, не хвата ло рабочих рук, мирных дней, материалов и сырья, производственных площадей, знаний, опытных специалистов. При этом, в условиях непрерывного «обострения классовой борьбы», нужно было вести непрерывную борьбу с вредителями, шпионами, чуждыми элементами, лодырями, несунами, разрухой, вшами и т.д.

К тому же в предельно короткие сроки удалось разрушить действительно все «до основанья», а коммунизм так и не наступил. Поэтому создавать заново потребовалось очень многое, и это должен был делать «новый» человек, которого тоже еще предстояло «произвести». Старые специалисты, интеллигенция ― «говно», по ленинскому определению, ― для построения светлого будущего не годились.