мне жизни. Там, где надо мной склонились медики в защитных масках, кому-то сообщая, что забирают меня в больницу.

На это я вновь закрыла глаза, пожелав…

Всей душой, всем своим сердцем мне захотелось очутиться там, где были зима, смех и фейерверки и где лезвия коньков скользили по льду. Там, где я слышала мелодичную музыку и ощущала уверенное присутствие любящего мужчины рядом.

Вместо этого меня в третий раз потрясли за руку, но голос был совсем другим – детским, мальчишеским и недовольным.

– Рина, ну вставай уже! – заявил он. – Просыпайся скорее, а то сейчас почти полдень!

Вот тогда-то я окончательно пришла в себя.

Заморгала, дожидаясь, когда глаза привыкнут к полумраку, заодно пытаясь сообразить, где я нахожусь. Куда подевались моя елка на «корпоративе», Тамара Львовна с Артемом и остальным не особо трезвым коллективом? А заодно с ними пропали каток, фейерверки и мужчина рядом, которого я так и не успела рассмотреть?

Оказалось, я лежала в комнате, свет в которую попадал из маленького полукруглого окошка в дальнем ее конце, а надо мной склонился чужой и крайне недовольный ребенок.

Лет ему было шесть-семь, не больше.

На этом странности не заканчивались – я вдохнула влажный и промозглый запах сырости вперемешку с горьковатым печным дымом. Едва не закашляла, судорожно пытаясь сообразить, где я очутилась и что вообще происходит.

Но времени на размышления мне не оставили.

– Ну и долго же ты спала! – заявил мне мальчик, после чего попытался стащить с меня одеяло.

На это я… икнула от неожиданности, затем непослушными пальцами вцепилась в край. Не отпускала, словно одеяло было последним связующим меня звеном с привычной реальностью.

Заодно размышляла, чей это ребенок может вести себя столь бесцеремонно.

В моем московском окружении таких не было. Близкими подругами в столице я так и не обзавелась; водились несколько знакомых, но из детей я знала если только шумную семью Тамары Львовны.

Только вот те давно выросли, а внуки еще не доросли.

К тому же Риной меня звали только родители и школьные друзья, оставшиеся за две тысячи километров от столицы.

Очередная загадка!

Мысли путались, порождая версии одна другую фантастичнее.

Неужели меня выкинули с «корпоратива», потому что я портила всем праздник своими обмороками? Или же я пришла в себя и наговорила много разного Артему, припомнив ему пять лет страданий и миллиарды погибших по его вине нервных клеток?

Поэтому меня и выставили с «корпоратива», несмотря на руководящую должность, хотя должны были выкинуть его.

Или же…

Внезапно я вспомнила о врачах.

Похоже, меня увезла «скорая», а дальше произошло нечто совсем уж загадочное. Такое, из-за чего я очнулась на узкой койке, заваленная тряпьем и укрытая тяжелым ватным одеялом.

Но что именно случилось в промежутке между «скорой» и этой комнатой, вспомнить я так и не смогла. Зато меня не оставляло ощущение, что я знаю этого мальчика.

Серьезное детское личико, немного осунувшееся, словно от недоедания; карие умные глаза. У него был вид ребенка, успевшего слишком быстро повзрослеть.

Рори, внезапно стукнуло в голову.

Его зовут Рори, и он – мой младший брат.

Эта мысль показалась мне совсем уж странной, потому что в семье я была одна. Поздний ребенок, родители не отличались крепким здоровьем, поэтому к своим тридцати девяти я осталась одна в буквальном смысле этого слова.

Тогда откуда взяться младшему брату, и почему мне надо вставать, так как, по его словам, давно уже настало воскресенье?

«Корпоратив» был в ночь со вторника на среду, вспомнила я. Выходит, у меня пропали из жизни четыре с половиной дня.

– Ты проспала со вчерашнего полудня, – сообщил мальчик. – Но я все это время тебя не будил. Боялся, что помешаю выздоровлению и твоя болезнь снова к тебе вернется.

– Спасибо, – неуверенно пробормотала я, и тот кивнул.

– Утром заходили Ким-Ли и Чандлер, они тоже за тебя боялись. А еще они оставили нам супа и немного хлеба. Я съел целую тарелку, – произнес он извиняющимся голосом, – а остальное все для тебя, Рина! Но суп очень острый.

– Суп, – повторила за ним, внезапно осознав, что сказанное мальчиком звучит совсем не так, как я привыкла.

Язык, на котором он говорил, не был русским. Также я не обнаружила сходства с английскими или французскими фразами, да и на немецкий он тоже не походил.

На этом мои лингвистические познания закончились.

– Ты хочешь супа? – обрадовался мальчик. – Сейчас принесу! Так я и сказал Ким-Ли, что ты обязательно поправишься, потому что тебе уже намного лучше. Я все время щупал твой лоб, Рина! Даже ночью просыпался и тоже щупал! Сперва он был очень горячим, а потом перестал.

– Погоди немного, – попросила его, прислушиваясь к звукам собственного голоса.

Наплевать, что я говорила на незнакомом языке, но даже мой голос звучал не так, как обычно. И это ввергло меня в очередной ступор.

– Не нужно ничего нести. Я все сделаю сама, – собравшись с мыслями, сказала ему, после чего откинула одеяло.

Оказалось, на мне была надета длинная и довольно заношенная сорочка до колен. Поверх нее – свалявшаяся пуховая кофта. На ногах – серые вязаные носки, причем большой палец на правом заштопан.

Нервно дернула головой, внезапно ощутив непривычную тяжесть. Протянула руку, доставая, и… на грудь легла длинная коса, перевязанная темной ленточкой.

Коса.

Золотистая и порядком растрепавшаяся, потому что, если верить Рори, я проспала больше суток.

Но как такое возможно, если последние несколько лет я стригла волосы до плеч и тонировала в темно-каштановый цвет?

Еще раз дернула себя за косу, а потом прикусила губу до боли. Мечтала проснуться и чтобы все это исчезло, но у меня ничего не вышло. Ни коса, ни заштопанные носки, ни комната с маленьким Рори пропадать не собирались.

– Кажется, я сплю! – пробормотала я, на что мальчик ответственно заявил, что уже больше нет.

Он меня разбудил, я сижу в кровати, а суп стоит на печи.

Кстати, печь он разжег сам, хотя я ему и запрещала брать спички. Но он уже большой, и у него все получилось.

И даже ничего не спалил!

– Хорошо, – сказала ему, хотя не видела в этом ничего хорошего.

Немного посмотрела на печь, на которой стоял почерневший котелок, а рядом притулился такой же замызганный чайник. Затем решила повнимательнее осмотреть комнату – вдруг это как-то мне поможет? Натолкнет на мысль, и я