Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сева понимающе кивнул головой.
– А настроение как? И самочувствие?
– Да не жалуется больше. И плакать, слава богу, перестала по этому поводу. Наоборот, смеется все время.
– Да, Марина Анатольевна – эмоциональная женщина, – с видом знатока произнес Гайворонский.
– Ты только при ней не заводи об этом, ладно? А то она, не дай бог, снова расстроится.
– Понял, – кивнул Сева. – Макс, вы же знаете, Сева – воспитанный человек!
В это время в комнату вернулась Марина. Она поставила на стол поднос с тремя стаканами и пододвинула Севе сахарницу. Гайворонскому, очевидно, надоело притворяться и с отвращением хлебать переслащенный чай, и он не стал сыпать в него сахар.
– Он поездом приедет? – бросив в рот конфетку, спросила Марина.
– Самолетом! – отрезал Сева. – Они, правда, сейчас падают часто. Я опасаюсь за Леву.
– Господи, ты о нем говоришь, как о любимой женщине, – улыбнулась Заботкина.
Гайворонский, не обратив внимания на последнее замечание Марины, вынул из кармана старинные часы на цепочке.
– Так, через шесть минут я ухожу. У меня злая супруга.
– Да мы знаем, – хмыкнула Марина и выразительно посмотрела на Гайворонского.
Сева смущенно закашлялся:
– Вот вы знаете, Марина Анатольевна, что это печаль всей моей жизни, мой крест, и нарочно язвите.
– Да я ничего такого не сказала, – развела руками Марина. – Это ты весь вечер пытался язвить на наш счет, Левой нас пугал.
– Так я просто хотел вас развеселить немного.
– Да уж, развеселил, – усмехнулся Максим.
– Так, мне пора, – поднялся Всеволод и походкой старого израненного солдата промаршировал в прихожую.
Максим взял в руки его органайзер и собирался уже подать его владельцу, как вдруг Гайворонский картинно выхватил его с выражением ужаса на лице.
– Это же мой органайзер! – широко раскрыв глаза, провозгласил он. – Это мой органайзер, вам не удастся его присвоить! Мне его Лева подарил.
– Ой, ну все! – не выдержала Марина. – Совсем ты чокнутый какой-то стал. Тошнит уже от твоих дурачеств.
– Я уже ухожу, – хмуро бросил ей Гайворонский. И, уже выйдя на лестничную клетку, он совсем другим тоном попрощался: – До свидания, ребята. Рад буду видеть вас у себя. Спасибо за чай.
Незлопамятная Марина помахала Гайворонскому рукой. Максим же, едва только за Всеволодом закрылась дверь, покачал головой.
– С Севой что-то происходит. С головой, в смысле.
– Вот-вот, мне тоже его психическое состояние внушает опасения, – поддержала его Марина и пошла в кухню, мыть посуду.
Максим отправился за ней и, сев на табуретку, закурил и продолжил:
– Непосвященные люди, слыша его разглагольствования насчет Маркова и фразы типа: «Я люблю Леву», вообще могут решить, что он сменил ориентацию. У меня, кстати, Дима Тугов уже спрашивал, не того ли он?
– Ну, Тугов вообще известный дуб и солдафон! – отреагировала жена Максима. – Хотя, если так пойдет дальше, знакомство с Севой может начать нас компрометировать в глазах общественности, – хохотнула она.
– Будем надеяться, что до этого не дойдет.
– И все же, непонятно мне, почему Сева так лебезит перед Марковым? Ведь Лева, насколько я помню, как-то снисходительно всегда к Севе относился. Марков вообще не очень-то приятный в общении человек, а Сева прощает ему все грехи. И потом, у Маркова же не едет крыша! Он всегда оставался сухим, прагматичным человеком.
– Наверное, это тоже можно объяснить, – пожал плечами Максим. – Сева живет в каком-то своем мире, варится в нем, спасаясь таким образом от скуки и серости жизни. Вот и придумывает себе этот театр, развлекается.
– Только вот нам с тобой теперь не до развлечений, – вздохнула Марина и, домыв последний стакан, вытерла руки и подошла к мужу. Обняв его, она спросила: – Что же мы делать-то будем, Максим? Деньги ведь нужно отдать... Я не думала, что Лева вернется. А раз там у него дела не пошли, значит, он потребует вернуть долг как можно быстрее.
– И не «как можно быстрее», а сразу же! Ты же знаешь его характер и его способность – производить своим языком массу звуков в единицу времени! Разорется, всем друзьям насплетничает, какие Заботкины подлецы, наплетет, что мы его обманули, на его деньги квартиру себе купили, три машины, и все представит так, словно мы специально решили его кинуть. А нам потом объяснять, что мы не верблюды. Ты же знаешь, что у него дар убеждения. Мне он, к примеру, скажет, что ты ему по секрету сообщила, что я стал полным сексуальным ничтожеством, а тебе – что у меня есть любовница!
– Блин, вот же принесла его нелегкая! – воскликнула Марина. – Что ему стоило задержаться там месяца на четыре, хотя бы? За это время можно было бы что-то придумать...
– Ладно, идем спать, – зевнул Максим, поднимаясь и направляясь вместе с женой в спальню. – Есть у меня один вариант, но очень уж крайний. Не хотелось бы мне к нему прибегать…
– Это ты о чем? – расстилая постель, спросила Марина.
– Долго объяснять, к тому же, мне совсем этого не хочется. Завтра расскажу.
Максим еще раз зевнул, лениво разделся, кое-как покидав на стул одежду, и лег в постель. Марина же, озабоченно покачав головой, стала аккуратно раскладывать вещи мужа. Раздевшись, она тоже залезла под одеяло, с досадой отметив, что Максим уже захрапел.
* * *
На Всеволоде Гайворонском не было лица. Открывшая ему дверь Марина даже испугалась, решив, что у Всеволода произошло что-то кошмарное.
– Что случилось? – нахмурив брови, спросила она. – Проходи скорее.
Гайворонский, не ответив ей, долго разувался в прихожей, потом он направился в ванную мыть руки, так что, когда он прошел в комнату и со скорбным выражением лица опустился на диван, Марина уже потеряла всякое терпение. Подсев к нему, она толкнула Гайворонского в бок и повторила уже громче:
– Что случилось?
Гайворонский выдержал трагическую паузу, после чего тихо произнес:
– Лева пропал!
– Как пропал? Ну, я поняла, что он не приехал, поскольку не заявил о себе, но думала, что он просто задержался в Москве.
– Он вообще пропал, – Гайворонский проговорил это так, словно рухнул мир. – Его нет ни в Москве, ни здесь. И никто не знает, что с ним!
– Подожди... Откуда ты все это знаешь?
– Он мне звонил из Германии, накануне. Говорил, что восьмого будет в Москве, а десятого – здесь. Сегодня уже двенадцатое! Двенадцатое! – подняв палец, подчеркнул он.
– Может быть, он просто загулял? – предположил Максим. – Деньги есть, на родину вернулся. Подснял москвичку какую-нибудь и кувыркается с ней, пока ты тут убиваешься.