— Ты никуда не уйдёшь! Иначе я тебя по статье уволю. Да я тебе такие рекомендации дам, что тебя даже посудомойкой не возьмут!

А вот это плохо. Но увидев, как приободрилась и расцвела Марина, лишь ехидно улыбнулась:

— Не надо со мной ссориться. Иначе видеозапись с вашими: «Ещё!… Ты просто Бог!» и «хрю» в конце, отправится вашей жене. Двери нужно плотнее закрывать.

И пока они с Мариной покрывались красными пятнами и хлопали ртами, не находя слов, я быстро схватила чистый лист и написала заявление об уходе, сунув его под нос шефу с ручкой.

— Подписывайте, и разойдёмся по-хорошему.

В туалете я умылась холодной водой, остужая горящие щёки. Поверить не могла, что сделала это. Вовремя провернула своё увольнение. Немного бы очухались, и Марина бы точно потребовала сначала показать видео, а потом удалить его.

Откинула от лица гриву волос, и упёрлась руками в раковину, рассматривая своё лицо. Уродливый росчерк шрама от уголка губ до виска беспощадно уничтожал мою природную привлекательность. А ведь я раньше была красавица. Натуральная блондинка, ноги от ушей, выразительные голубые глаза, аккуратный носик, красиво очерченные губы. Всё это и сейчас есть, но шрам словно перечёркивает своей бугристостью и неровными краями, притягивая рна себя взгляды. Не счесть случаев, когда мужчины пытаются познакомиться со мной, увидев со спины, но с отвращением отшатываются, разглядев лицо.

Когда-то было всё по-другому. Я юная и влюблённая спешила на встречу к Олегу, ловя на себе восхищённые взгляды. Мы собирались на вечерний сеанс кино и договорились встретиться на пересечении улиц. Ему так ближе добираться с работы.

Много раз спрашивала себя, почему я стояла и ждала его, когда он безнадёжно опаздывал? Почему не обиделась? Не ушла? Да сама не пошла в этот чёртов кинотеатр, в конце концов! Была влюблена, дура. Когда возле меня остановилась машина, даже не испугалась, узнав Семёна, соседа из нашего дома, недавно вернувшегося из армии. Лишь испытала досаду, когда он стал звать прокатиться с собой. Его подзуживали дружки, говоря, что я скучаю и просто ломаюсь, нужно быть понастойчивее.

Компания была изрядно пьяна. Сначала я отказывалась культурно, а потом просто послала, раздражённая домогательствами. Советы дружков были однозначны — проучить много о себе возомнившую борзую стерву, и Семён достал нож. Немногочисленные прохожие обходили нас стороной, а стоило блеснуть стали, как вообще шарахнулись в стороны, не желая себе проблем. Семён схватил меня, зажав локтем шею, а к лицу приставил нож, и стал подталкивать к машине.

Мои крики о помощи услышал спешащий на встречу Олег и издалека закричал, чтобы меня отпустили. Семён резко обернулся, а зубья ножа вспороли моё лицо. Как потом убеждал Семён, он не хотел меня резать. Он даже нож держал не острой стороной. У него он был от отца, военного. С одной стороны острое гладкое лезвие, а с другой зубчатое. Как потом сказали врачи, уж лучше бы порезал гладкой стороной.

Он приходил ко мне, уже трезвый и белее мела, винился, предлагал жениться. Ко мне приходила в больницу его мать, заливаясь слезами и умоляя простить. Семён хороший мальчик, он не хотел плохого. И ведь это было действительно так, они хорошая, уважаемая семья. Семён всегда нормальный был, мы здоровались. Всё дело в алкоголе и шальном чувстве свободы, после армии.

Его отец военный отводил глаза и говорил, что они сделают для меня всё. Не знаю, как он договорился, но меня перевели в военный госпиталь, с отдельной палатой. Они оплатили лечение, мы с бабушкой мало что могли, родители умерли ещё в детстве, она воспитывала меня сама. Обещали оплатить потом пластическую операцию. Я не стала выдвигать претензий и портить парню жизнь.

Олег, которого я так любила, и который убеждал в своей любви и серьёзных намерениях, тихо слился. Он винил себя, что опоздал и по его вине я пострадала. Но тяжело жить с чувством вины и чувствовать себя виноватым каждый раз, глядя на моё лицо. Особенно когда друзья больше не завидуют, а сочувствуют, что у него такая девушка.

А семья Семёна в один день тоже тихо исчезла из нашего дома. Его отца перевели по службе, и они уехали в другой город. Разыскивать их и требовать выполнить обещанное не стала, решив на пластику заработать сама. Мне надо было закончить учёбу, устроиться на работу. Но не так просто отложить, особенно если бабушка болеет и ей требуются лекарства и уход. Она два года как умерла, но нужную сумму я ещё не собрала. Да если честно, уже сильно и не хочется. Перегорела. После произошедшего узнала цену мужским клятвам и обещаниям.

Жить со шрамом, каждый день привлекая к себе жалостливое внимание нелегко, но я научилась ходить с высоко поднятой головой. Это закалило, сделало сильной. Можно было съеживаться и прятаться за волосами. Каюсь, первое время я их специально отращивала, но потом изменила поведение. Мне больше не надо мужское внимание. Иногда специально демонстрирую шрам, чтобы не приставали. Мне не нужна семья, где муж со временем уходит налево, а потом возвращается в супружескую постель воняющий чужими духами. Изменяют все, даже в самых крепких на вид семьях.

У меня есть свой план на жизнь. Я рожу ребёнка после тридцати, благо есть банк спермы и сейчас это можно сделать без непосредственного участия мужчин. Накоплю денег, чтобы пережить время декрета, и буду жить счастливо, воспитывая ребёнка. Мне не нужно кольцо на пальце, чтобы чувствовать себя счастливой.

Я и без того живу полной жизнью. Меня вот ждёт заказанный столик в ресторане. Правда я думала отметить там своё повышение, но увольнение ещё лучший повод. Припудрила лицо, подкрасила губы. Перекинула волосы через плечо, прикрывая шрам. Не нужно лишнего внимания. Хочу отдохнуть. И напиться.

Хлопнула дверь туалета, впуская Веру Владимировну.

— Алиса, мне очень жаль!

Выло видно, что она растеряна, и расстроена.

— Не переживайте, всё нормально. Новую работу найду. Заявление мне подписали. Извините, что омрачила ваше прощание с коллективом.

— Я понимаю. Да и мне придётся задержаться. Вениамин Сергеевич не отпускает. Говорит нужно передать дела Марине, подготовить её. Ну, как всех бросить? Столько лет проработали вместе.

Вот же гад! Её рассчитали, трудовая на руках. Понимает, что заставить остаться не может, на совесть надавил.

— У вас же билеты, чемоданы собраны, дочь ждёт.

— Ну, что поделать, придётся менять, — вздохнула она в ответ озабоченно. Я её понимала, ведь у неё завтра вылет.

— Летите! Скажите Вениамину Сергеевичу, что я отработаю две недели и передам дела, — решилась я. Не хотелось создавать проблем Вере Владимировне из-за себя. Я ей многим обязана.

— Правда? Алисочк а, девочка, спасибо тебе! — в порыве чувств обняла меня, крепко прижав на мгновение, а потом отстранилась, заглянув в глаза. — Может, не горячись? Останься. Меньше ответственности. Зарплату вовремя платят, коллектив хороший.