– Малколм, у тебя с головой… все в порядке?

– У меня-то как раз с головой все нормально, а вот тебе думать головой пока не удается, – со смехом ответил старший брат. – Жена ведь не только для постели нужна. И тебе стоит об этом помнить, когда придет время выбирать невесту. – Кивнув на прощание, Малколм ушел, оставив младшего брата в недоумении.

«Что же он хотел этим сказать? – спрашивал себя Джеймс. – Какая еще жена ему нужна? Ведь хорошенькая женщина, всегда готовая угодить своему мужу, – лучше жены и не придумаешь!» Выходит, удача сама плыла Малколму в руки, а он нос воротил. Как это на него похоже!

Малколм был старше Джеймса всего на два года. Братья были неразлучны в детстве, но узы дружбы слабели по мере того, как росло между ними соперничество.

Малколм был наследником, отцовским любимчиком, и Джеймс, хотя никогда и не говорил об этом открыто, в душе завидовал брату, порой сильно завидовал.

Наскоро распрощавшись с отцом и дядей, Джеймс отправился седлать коня. Начался дождь. Земля быстро размокла. Небо было тяжелым и серым. «Скорее всего, придется промокнуть насквозь», – со вздохом подумал Джеймс.

Подъезжая к стану Армстронгов, он заметил трех женщин, каждая из которых ехала в окружении всадников. Самая старшая из женщин, очевидно, являлась женой лэрда Армстронга, а две молодые, наверное, были ее дочерьми, хотя Джеймс никогда не видел сестер, так сильно непохожих друг на друга.

Одну из дочерей Джеймс сразу окрестил про себя бурой куропаточкой, а вторую – золотистой лебедицей. Обе были стройные и ладные, но лишь златовласая красавица притягивала мужские взгляды и будила чувства – ее лицом с точеными скулами и полными сочными губами можно было любоваться бесконечно.

Зная о том, что на нее смотрят, блондинка вскинула голову, и ее коса засияла золотом, словно солнце выглянуло из-за туч. Джеймс же смотрел на нее словно завороженный. Но потом она улыбнулась – и волшебству пришел конец; Джеймс поймал себя на том, что потерял к красавице всякий интерес. Он тотчас же узнал этот расчетливо-кокетливый взгляд. Такая женщина выставляла свою красоту напоказ, а тем временем плела паутину, в которую непременно попадется глупец, поверивший, что ее улыбка – для него одного.

Резко развернув коня, Джеймс поскакал к началу колонны. Люди Армстронга вежливо приветствовали его наклонами головы, но никто не делал попыток заговорить с ним. И Джеймс сразу понял: он для них чужой и таковым останется, пока не докажет обратного.

Под моросящим дождем кавалькада начала подъем по крутому каменистому склону. Чтобы не оступиться на скользких камнях, приходилось ехать медленно, соблюдая предельную осторожность. Миновав крутой подъем и чуть более пологий, но не менее опасный спуск, они решили разбить на ночь лагерь.

Зная, что в первую очередь следовало заботиться о коне, Джеймс повел своего жеребца на водопой к лесному ручью. Напоив своего верного друга, он уже собрался возвращаться в лагерь, но тут вдруг увидел шедшую к ручью женщину – она несла по деревянному ведру в каждой руке.

По плащу Джеймс узнал в ней одну из дочерей лэрда. Хотя голову ее покрывал капюшон, Джеймс сразу догадался, что перед ним – не златовласая красавица, а та, которую он про себя называл бурой куропаточкой. Его догадка подтвердилась, когда девушка опустилась на колени возле ручья и опустила ведро в воду. Капюшон ее соскользнул, открыв взгляду темно-русые волосы.

– Надо было попросить кого-нибудь из мужчин принести вам воды, – произнес Джеймс, шагнув ей навстречу.

Девушка вскрикнула от неожиданности и выронила оба ведра. Одно из них подхватило течением и понесло. Джеймс отреагировал мгновенно и выловил ведро.

Наполнив ведра, он поставил их на землю возле «бурой куропатки». Но девушка не торопилась забирать ведра – все так же стояла на коленях у воды и смотрела на молодого человека.

– Вы меня напугали, – проговорила она с упреком.

– Прошу прощения. – Джеймс невольно съежился под ее суровым взглядом. – Но там, откуда я родом, воду носят слуги, а не знатные дамы. О том, чтобы у вас имелось все необходимое, должны были позаботиться те, кто вас сопровождает.

Девушка потупила взгляд, но Джеймсу показалось, что она прятала улыбку.

– Нашему конвою есть чем заняться помимо того, чтобы носить мне воду, – сказала наконец девица. – Я не хотела никого утруждать. Кроме того, моя тетя не любит, когда я сижу без дела. Ей и моей кузине понадобится вода для умывания, поскольку же горничных с нами нет, работу поручили мне.

– Кузине? Выходит, та, другая девушка, не ваша родная сестра?

– Господи, конечно, нет! – Девица энергично покачала головой. – Джоан – моя двоюродная сестра. Наши отцы были братьями, причем мой был младшим из двух сыновей.

– Вы говорите «был»?

– Да. Он умер пять лет назад. Как и моя мать. – Голос девушки дрогнул, а в глазах появилась печаль.

– Но боль утраты еще свежа… – с сочувствием заметил Джеймс.

– Бывают моменты, когда я ощущаю эту боль гораздо острее, чем обычно. Когда бываешь на похоронах, невольно задумываешься о бренности всего и вспоминаешь ушедших близких… – Девушка прикусила губу и, как бы извиняясь, добавила: – Простите меня, сэр. Я слишком расчувствовалась. Я знаю, как это раздражает окружающих. Кузина Джоан постоянно мне об этом говорит. Она считает, что пять лет – достаточный срок, чтобы боль утихла.

Джеймс промолчал; ему не очень-то понравилось то, что он услышал. Она сочла нужным оправдываться перед ним. Но почему? Неужели ее родные настолько бессердечны?

– Кто искренне любит, страдает сильнее тех, кто лишь делает вид, что любит, – произнес он наконец.

Девушка подняла на него исполненные решимостью глаза – ей так хотелось казаться сильной! Решимость ее одновременно и восхищала, и трогала. Джеймс смотрел в ее карие глаза, понимая, что не может отвести взгляд. Сердце его сладостно сжалось – и замерло на мгновение.

«Да она же прехорошенькая! – воскликнул он мысленно. Конечно, не такая ослепительная красавица, как ее златовласая кузина, но отнюдь не дурнушка». У кареглазой девушки черты лица были правильными и тонкими, и смотреть на нее было весьма приятно… Кожа – чистая и гладкая, нежного сливочного оттенка. А рот – крупный, красиво очерченный.

Свои темные волосы она заплела в толстую косу, доходившую чуть ли не до талии. Волосы же блестели в лучах предзакатного солнца, пробивавшихся сквозь зелень листвы. И еще Джеймс уловил исходивший от нее аромат свежести – настолько приятный, что хотелось приблизиться к ней и вдохнуть его полной грудью.

Но он все же поборол искушение – не хотел, чтобы она сочла его грубияном и невежей.

Джеймс присел на корточки, не сводя взгляда с девушки. И вдруг заметил золотистые искорки в ее глазах. И еще он увидел, что ресницы у нее – длинные, густые и темные, а брови – очень красивые. Но больше всего ему нравился ее взгляд – в нем не было фальши. Душа ее была чиста и открыта перед ним.