успехом, доплыл по жизни до пятидесяти трёх лет, не прожив по-настоящему ни года из них. У меня не предвиделось никакой семьи, никакого будущего, вплоть до самой могилы, некому даже передать мои накопления. Покупатели замечали, что у меня книг больше, чем у Господа Бога, но Божий бардак, вероятно, служил какой-то цели. Мой же просто находился тут.

Я не отрицаю, что он был добр ко мне. Морж действительно умел успокоить и ободрить и он даже понудил меня вновь заняться писательством.

Результат вам известен. Незначительный, но без сомнений опубликованный.

Но мне придётся отклониться в метафизику. Однажды вечером, в магазине, Морж спросил, имеется ли у меня в ассортименте «Некрономикон» и я ответил, что только авторства Саймона, в мягкой обложке, — А, та галиматья, — кивнул Морж, — Не бери в голову. — И он снова завёл свою теорию, если можно её так назвать — что вся реальность, вся вселенная, вообще всё — это единый необъятный палимпсест, где каждый текст написан поверх предыдущего. Нет, он не обращает меня в деконструктивизм, заявил Морж. Вообще ничего подобного. Реальность — сама по себе колоссальная тайнопись. Если ты мог распознать слова, которые можно найти где угодно и если мог связать их вместе и повторить верным образом — да, это действительно походило на пение — тогда ты мог настроить резонанс и — всё, что угодно.

— Ты когда-нибудь задумывался, как чародеи призывают демонов? — спросил он. — Я имею в виду, с чего бы это неким сверх-земным сущностям мчаться сквозь световые годы и измерения, только потому, что какой-то человек на этой крохотной пылинке произнёс волшебные слова?

Вот так, если допустить вещи, вроде чародеев и демонов, и если в ту минуту мы оба определённо не свихнулись. «Я духов вызывать могу из бездны»[9].

— У них очень чуткий слух? — вяло предположил я.

Всё это время Морж неистово строчил в блокноте. Он предъявил результат. Там, в середине листа, был сплошной чёрный круг, а от него во все стороны расходились всевозможные извилистые линии.

— Что это? — спросил я. — Шерстяной комок взорвался?

— Смотри сюда. — Он потянулся и, казалось, схватил что-то в воздухе, прямо перед моим лицом, словно парящий волосок или что-то такое. — Ты это видишь?

Я не собирался признавать, что что-то видел. Да видел ли я что-то там вообще?

И Морж объяснил, очень долго и удивительно доходчиво, достаточно чтобы развеять любые сомнения, скептицизм или оставшиеся клочья здравого смысла, что вся вселенная, космос, макрокосмос, весь Большой Трах-Бабах целиком, полны линий касания, как он их называл — силы, энергии, чего-то подобного, но ни одно из слов не описывало это полностью. Представьте нити паутины во тьме. Большинство людей не видит их, но некоторые, самые тонкокожие, того сорта, что становятся Вознесёнными Учителями, чёрными магами или ещё кем, могут чувствовать эти паутинки, проходящие через мир. Вот как призывают духа из бездны — настраивают верный резонанс, который привлекает внимание чего-то, очень далёкого, которое явится, скользнув по паутине или чему-то такому.

— Ты хочешь сказать, как бьющаяся муха привлекает паука?

— Что-то вроде того, — подтвердил он.

— Не думаю, что хотел бы повстречать такого паука.

— Вся хитрость в том, чтобы не завязнуть.

Поэтому Морж решил, что мне необходима практическая демонстрация, здесь и сейчас и что я к ней готов.

— Вот, возьми это, — сказал он, вытягивая из воздуха ещё одну парящую нить нереальности.

И я взял это, а видел или нет на самом деле что-то — будто волосок, будто нить, будто процарапанная в воздухе огненная линия — не могу с чистой совестью утверждать; но Морж ухватил это пальцами и я схватился за это своими пальцами, а другой рукой он очень крепко сжал мою свободную руку. Он что-то пропел, быть может, по гречески, а, может, математическую формулу или и то и другое, а потом мы исчезли, на мгновение упав во тьму. Затем я резко остановился, открыл глаза и увидел, что мы сидим в едущей машине, моей машине, но ведёт её Морж. Было темно. Промелькнула пара сельских домов. Я подумал, что знаю, где мы, но не в точности. Где-то за городом. Потом мы добрались до маленького городка и проехали по улице, мимо белых заборчиков — даже в темноте я разглядел, что всё это будто вышло из-под кисти Нормана Роквелла[10]: идиллические, великолепно ухоженные поздневикторианские домики — и мы свернули на подъездную дорожку. Морж показал на освещённое крыльцо с парадной дверью.

— Просто поднимись туда и войди. Даже не стучись.

— Но я…

— Иди.

К тому времени я либо уже достаточно находился под властью его очарования, либо полностью свихнулся, либо был достаточно убеждён, что это только сон, так что подчинился. Я прошаркал по усыпанной листьями лужайке к той двери и зашёл внутрь. Там обнаружилась женщина в фартуке. Она только что вышла с кухни. Женщина удивилась, увидав меня, но удивилась не так, будто к ней в дом только что ворвался абсолютно незнакомый человек, а так, будто она меня знала, но не ждала, словно я отправился за покупками или что-то вроде того.

Но, прежде, чем кто-то из нас произнёс хоть слово, в комнату вбежали две маленькие девочки, лет семи и четырёх, с криком: — Папочка! Папочка! Пошли, посмотришь нашу рождественскую ёлку!

Так что я последовал за ними в гостиную и восхитился рождественской ёлкой, а потом нас позвали ужинать и женщина, которая, как видно, видела во мне своего мужа и отца этих детей, очень странно глядела на меня и задавала насторожённые вопросы, и всё, что мне удалось сделать — это вслух не расхохотаться над иронией моего ответа, что сегодня я немного сам не свой. После ужина я поднялся, нервно пошатался по комнате и вышел обратно в гостиную, подмечая на стенах фотографии, на некоторых из которых был я, вместе с этой женщиной и детьми. Я остановился у шкафчика, полного книг, многие из которых несли на корешке моё имя. Я узнал свой первый (и, насколько мне известно, единственный) роман «В бездне», но там оказалась ещё, как минимум, дюжина их, на трёх я делил авторство ни с кем иным, как с Уолтером Стивенсом. Одной оказалась детская книжка, под названием «Морж возвращается».

Но прежде, чем у меня от всего этого закружилась голова, открылась передняя дверь и появился мужчина, который в точности выглядел, как не столь потрёпанно одетая версия меня самого, подбородком придерживающий стопку коробок с подарками. Он всё выронил, охнул и сдавленно чертыхнулся; наши