Но время шло, и Филипп понял, какую выгоду он может получать от своей внешности. Это, конечно же, касалось девушек. Не одна деревенская красотка втайне мечтала о нем! Он думал о них с нежностью и грустью, но не мог полюбить по-настоящему никого.

Не терял он и надежды посетить столицу, увидеть императорскую семью, великих княжон, о красоте и воспитанности которых был наслышан. Но, со временем поняв несбыточность своих грез, он всерьез занялся знахарством, и не оставалось у него времени ни на девушек, ни на гулянки. Парни окрестных хуторов могли вздохнуть спокойно, а молодые красотки, потосковав, стали выходить замуж и рожать детей.

— Филипп, обедать, — услышал он голос тетки, вырвавший его из приятных воспоминаний и заставивший вспомнить суровую действительность.

…Через сорок дней после смерти деда Филипп съездил в Новгород и закупил нужные порошки и травы для дела. Книги и записи Игнатия хранились в порядке, и потому Филипп решил первым делом прочесть все от начала до конца.

Свежий морозный воздух приятно взбодрил. Во дворе он увидел Ольгу. Та радостно помахала, приветствуя брата.

— Скорей, Филипп, обед уже на столе! Сколько можно бродить по лесу? Зимой ты все равно ничего не отыщешь!

— Ты не права, — сказал Филипп, — а почки и ветки деревьев? Ты просто не знаешь всей ценности обычных трав и деревьев, растущих на земле. Они — хранилище бесценных даров. И зимой, и летом, и весной, и осенью всегда можно воспользоваться этими дарами. Только мера нужна во всем.

— Ох, как ты заговорил! — подзадорила его сестра.

— Разговоры — разговорами, а дело — прежде всего. Вот коли родится у меня сын, так я и ему свое дело передам, — мечтательно произнес Филипп.

— Мало тебе, что Олег уже лекарить начал? То с собаками нянькается, то сурков в дом понатащит! А потом у самого лишаи не сходят! — ласково ругалась сестра.

— Порода, — только и ответил ей Филипп.

Филипп жил один, но Ольга и тетя Глаша никогда не оставляли его без внимания. Дня не было, чтобы они не зашли и не навели в доме порядок после Филипповых экспериментов. Да и посетителей у него хватало. Как привыкли люди к деду Игнату захаживать со всякой болячкой, так и тянулись в эту хижину теперь к Филиппу. А утром прибежал кузнец Мишка Петров, сообщил, что вот-вот его жена Василиса родить должна, срок пришел, и ждут они его помощи. Заявил, что-де в больницу ехать далеко, да и накладно, вот и решили они с женой довериться ему. На все возражения Мишка только рукой махнул.

Так что больше всего страшился Филипп предстоящих родов. Он содрогался только от одной мысли о них, но, видя, что люди ему доверяют и не боятся, сам себя успокаивал.

— Все принимают это как должное, и ты должен с этим смириться и, конечно, оправдать призвание свое, — советовала Глаша.

— Я знаю, что справлюсь! — уже увереннее отвечал Филипп.

* * *

Он сидел с Павлом на кухне после утомительной и тяжелой работы в лесу. Они валили деревья. Так как Филипп отказался жить с Глашиной семьей, пришлось запасаться дровами на два дома.

— Василиса рожает! — возбужденно крича, влетела в дом Глаша. Филипп вскочил, опрокинув на себя миску с хлебом.

— Тише ты! — шикнул на нее Павел.

— Как это тише?! Баба того и гляди родит прямо на улице… — начала оправдываться Глаша.

— На улице?! — от негодования и удивления Филипп остановился, забыв, куда направлялся. Глаша, как бы извиняясь за Василису, потупила взор и ответила:

— Муж-то ейный тоже в лес пошел, за дичиной, а она решила сама скотину накормить, вот и вышла.

— Совсем ополоумела, дурная баба? — возмутился Павел. — А вы что ж глядите?! Помогли бы ей!

Филипп выскочил из дома и направился к Василисе, сопровождаемый толпой галдящих баб. Его статная, высокая фигура заметно выделялась в приближающейся толпе, и Василиса облегченно вздохнула:

— Наконец-то все кончится…

— Нет, милая, все только начинается, — ответил он и поднял ее на руки.

Василиса хотела провалиться сквозь землю, чтобы скрыть смущение и стыд, который испытывала пред этим молодым и красивым лекарем. Боли она не чувствовала. Странно, но как только Филипп склонился над ней, боль куда-то улетучилась, осталась только нереальность, ускользающая из сознания и не поддающаяся воле.

* * *

Василиса приехала в хутор Ближний несколько лет назад с мужем. Тогда она и заметила Филиппа. Частенько она сталкивалась с ним у колодца или у Игнатия, когда приходила к нему за снадобьями. И всегда смущалась при виде этого статного красавца. Каштановые волосы, серые глаза, нежные, словно девичьи, губы и сильные мужские руки — и это еще не все достоинства Филиппа, за которые он ей нравился.

Но никому и никогда она не могла открыть своего сердца. Выданная замуж совсем девчонкой за нелюбимого и почти не знакомого ей человека, она молча терпела превратности жизни, а тут позволила себе одну-единственную слабость — любить! Любить сильно, глубоко и искренне. Увы, Филиппу это не дано узнать.

Когда-то давно цыганка нагадала ей, что смерть к ней придет от любимого человека. Им для нее был муж, которого она и боялась, и уважала, и, может, свыклась, принимая обязательность отношений за любовь. Своего Мишу она терпела, конечно, как же по-другому? Но и знала, что на все пойдет Мишка, коли что не по его будет.

Бить — бил Василису много раз. Смирилась она с гаданьем и решила, что никуда от судьбы не уйдешь.

— Терпи, милая, стерпится — слюбится, — уговаривала ее тетка, единственный родной ей человек.

— Как же так, тетя? — плача от безысходности, спрашивала она накануне свадьбы.

— Вот так, доченька, — только и отвечала она, нарочито горько вздыхая. Наговорила Василисе о каких-то деньгах, якобы занятых у Мишкиного отца. Короче, так и подталкивала девушку саму принять решение. И Василиса, будучи человеком святой наивности и простоты, в знак благодарности, что помогали Петровы тетке, выскочила замуж.

Рано Василиса лишилась родителей, потому сиротку и взяла к себе тетка. Полячка эта была бабой хитрой и расчетливой. У самой дочь на выданье, и Василису держать рядом со своей она не хотела. Вдруг женихов выгодных уведет?! Ведь и красива, и хозяйка хорошая… Вот и отправила с Мишкой куда подальше, с глаз долой.

Вся прошлая нерадостная жизнь предстала перед глазами Василисы, когда она лежала на огромной и чистой кровати в убранной и приятно пахнущей травами комнате Филиппа.

«Интересно, сколько девок перебывало у него в постели?» — некстати задала она себе вопрос, и тут, словно в наказание за нелепые мысли, почувствовала такую сильную боль внизу живота, что закричала:

— Мама!!! Мамочка! Господи! Филипп, сделай же что-нибудь!

Филипп обернулся. В дрожащей руке он держал шприц. Капли пота скатывались по носу и падали на пол. Он подошел к ней и стал успокаивать. Голос его дрожал. Он не знал, куда деть глаза.