могли разобраться, как понять, что из этого правда, не говоря уже о том, что со всем этим делать. Мы каждую неделю слышали о массовых расстрелах и стихийных бедствиях. Парадигмы менялись практически во всех дисциплинах – физике, медицине, культуре.

Затем случилась пандемия. Людям, жизнь которых всего несколько месяцев назад была полна суеты, приходилось оставаться дома, они больше не могли заниматься рутинными делами: ездить за покупками, ходить на работу, отводить детей в школу, общаться.

В первые месяцы пандемии я часто спрашивала людей об их восприятии времени и о том, изменилось ли оно. Чаще всего мне отвечали «да». До пандемии казалось, что время мчится со скоростью света. После начала пандемии некоторые говорили, что время текло так медленно, что каждый день казался неделей. Другие говорили, что время проходило как в тумане, и эпизод, который длился месяц, казался одним и тем же длинным днем. Третьи говорили, что оба варианта для них правдивы: иногда день казался неделей, а иногда неделя пролетала, как один день.

Хотя люди радовались, что у них есть возможность проводить много времени дома (поначалу), они также были сбиты с толку и задавались вопросом: почему время течет так странно?

Мой ответ был таков: время – не то, чем кажется.

Времени может не хватать или оно может идти слишком медленно. Время – единственная проблема, которая по-прежнему объединяет всех нас. Часто его называют единственным ресурсом в мире, который невозможно восполнить: если оно прошло, его не вернуть, и мы ничего не можем с этим поделать.

Или можем?

Мое собственное восприятие времени резко изменилось в возрасте четырех или пяти лет, когда я едва не умерла, выпав из окна. Мы всей семьей отдыхали в загородном доме в Северной Аризоне. Мы играли с младшей сестрой, прыгая между двумя односпальными кроватями. В какой-то момент я подпрыгнула, приземлилась слишком близко к краю кровати, который ушел у меня из-под ног – и я упала на окно. Мать говорила, что видела мое падение будто в замедленной съемке. Я разбила окно головой и приземлилась на нижнюю раму так, что нижняя часть туловища осталась в помещении, а верхняя – снаружи, и я повисла на оконной раме с осколками, которые оказались внутри меня. До того, как меня отвезли в больницу, которая находилась за много километров от загородного дома, меня осмотрел оказавшийся неподалеку врач и сказал матери: «Не думаю, что она выживет».

Я не припоминаю этих слов, но помню большую часть происходящего, хотя была без сознания. Помню, как повисла на оконной раме, как меня укладывали на заднее сиденье машины. Помню долгую дорогу до больницы. Особенно отчетливо помню помещение, в котором меня оперировали. Как смотрела сверху вниз на свое тело. У меня нет отчетливых воспоминаний о своих телесных ощущениях или об операции, но помню, как через окошко справа, рядом с которым стоял металлический шкаф, смотрела в помещение с медицинским оборудованием. Когда мы вернулись домой в Финикс, помню, что несколько месяцев лежала с перевязанным животом.

Но в конце концов я поправилась и снова стала жизнерадостным ребенком. Однако мое видение мира изменилось навсегда. Я думала обо всем окружающем меня как о взаимосвязанном, живом и сознательном. Я воображала, что у меня есть сверхспособность замедлять время и входить «в зону» – спортсмены подобный опыт описывают как трансцендентное переживание, когда они ощущают, что время замедляется. Когда я играла в боулинг, бегала или занималась другими видами спорта, время будто замедлялось, и я выступала лучше, чем могла, показывая нетипичный для себя результат. Сегодня известно, что «зона» – это ключ к пиковой результативности и раскрытию потенциала. После того инцидента я почувствовала себя необычным ребенком. И, видимо, была права.

Помню, как играла со старшим братом в боулинг, когда мне было восемь. Мы довольно часто участвовали в турнирах, но мои успехи были весьма посредственными. Но однажды вечером я играла почти идеально. Удивительно, если не сказать больше, но каждый мой бросок, даже самый небрежный, попадал в цель. Помню, как хотела нарочно сделать плохой бросок, чтобы просто посмотреть, что произойдет. Я выбивала страйк за страйком, пока, шокированная и раздраженная, не перешла со страйков на спэры. Все это происходило, когда мне казалось, что я пребываю в безвременье, в некой трансцендентной зоне.

Позже я поняла, что легко могу замедлить время, и эта способность часто помогала мне прибывать на место раньше, чем это было физически возможно. Много лет назад, когда я училась в старшей школе, мне нужно было сдать академический оценочный тест для поступления в университет. Утром перед экзаменом я опаздывала, до начала теста оставалось всего 30 минут, а школа находилась в 50 километрах от дома, за горным перевалом – по моему опыту, слишком далеко, чтобы успеть к началу. Однако вместо того, чтобы беспокоиться об опоздании, я сфокусировалась на том, что сажусь за парту в аудитории вовремя. Я села в машину и начала прокручивать в голове, как захожу в аудиторию и смотрю на настенные часы, которые показывают нужное мне время. В итоге я зашла в аудиторию и села за парту за несколько минут до начала теста.

Однако я почти не рассказывала о подобном семье или друзьям, так как делиться подобными историями было слишком неудобно, мне казалось, что они сочтут меня странной или даже сумасшедшей. Временами в детстве я говорила об удивительных событиях, происходивших со мной: как я летала или как останавливалось время. Но взрослые говорили, что это просто магическое мышление, которое свойственно детям. И невозможно понять, что происходило на самом деле, ведь со временем воспоминания естественным образом трансформируются, наслаиваются и искажаются.

Тем не менее мне хотелось понять, почему мое восприятие времени так сильно отличается от восприятия других. И спустя десятилетия поисков в древних сказаниях, школах мистерий, эзотерических духовных практиках я поняла, что мой опыт не является новым и исключительным; в восточной духовной традиции эти знания передавались практикующим из поколения в поколение.

Однако, будучи западным человеком, я хотела понять, как нечто подобное возможно с научной точки зрения. Поиски в конечном итоге привели меня к современной науке, где углубление в физику позволило мне понять, что происходило со мной все эти годы. Вот что я поняла, углубив свои знания: время – наполовину физическое и наполовину воспринимаемое явление, и это объясняет, почему иногда оно растягивается, словно резиновая лента. Воспринимаемое время отчасти контролируется нами.

Этот навык можно тренировать, используя технику погружения в состояние сфокусированного восприятия. Состояние сфокусированного восприятия – это измененное состояние